На горизонте горело зарево - Игорь Надежкин

беззаботно ходили туда-сюда, поминутно спуская затворы фотоаппаратов. Каждый миг мне казалось, что меня водят за нос, словно я оказался в лавке старой цыганки.

Не успел я осмотреться, как Инна потащила меня в порт. Работа в порту кипела. Между контейнеров бродили рабочие, всюду слышались крики, гам, суета. На причале швартовались два танкера. Оба были разгружены и ждали отправки, попеременно давая гудки. Я смотрел на все с благоговением, поскольку всегда мечтал хотя бы денек поработать матросом.

— Вечерами здесь еще красивее, — Инна передернула угловатыми плечиками. — Моя мать запрещала ходить сюда. Хотела видеть меня в более приличных местах. А я никогда не хотела этого. Меня всегда тянуло сюда, к простым дворовым детям. Тогда я подумал, что, наверное, я и был для тем самым дворовым ребенком.

Дмитрий жил в тихом спальном районе, неподалеку от центра. В многоэтажном доме с фасадом, обшитым синим стеклом. По дороге Инна рассказала, что он занимал высокую должность в одной транспортной компании. В этой работе и крылись размолвки с отцом. Эдуард Дмитриевич хотел, чтобы сын пошел по его стопам и нашел себя в научных изысканиях. Но вместо этого парень, окончив школу, пошел работать в порт, где через пять лет дослужился до заместителя управляющего в одной маленькой фирме. Через два года, не без участия Дмитрия, компания начала приносить хорошую прибыль. Отношения между отцом и сыном продолжали оставаться натянутыми. Точку в их споре поставил Эдуард Дмитриевич, когда узнал, что сын намерен жениться на девушке, которая уже имела ребенка от прежнего брака.

К тому моменту Дмитрий жил в достатке, и отец, не имея возможности надавить финансово, просто отрекся от сына, прекратив всякое общение с ним. Вспоминал о нем лишь при старых друзьях, бесконечно сетуя: «Не могу поверить, что мой сын стал портовым рабочим! Хорошо, что его мать этого не видит». Когда до Эдуарда Дмитриевича дошло известие, что свадьба все-таки состоялась, с ним случился нервный припадок. Он был вынужден оставить преподавательское кресло и покинуть Новороссийск. По прошествии лет нравы старика смягчились. Мораторий на прямое общение по-прежнему действовал, но использовать близких как гонцов Эдуард Дмитриевич уже не гнушался.

У самой двери Инна сказала: «Не волнуйся. Они отличные ребята», — и ткнула тонким пальцем в кнопку звонка. Залаяла собака. Из квартиры послышалось: «Я открою», — и дверь распахнулась. На пороге стоял молодой мужчина. Подтянутый, с тонким, чуть вздернутым носом и густыми темными волосами. Он был на удивление красив и прост лицом, настолько, что я готов был поклясться, что мы знакомы уже много лет.

— Проходите, — он обнял Инну, а потом протянул мне огромную руку. — Я Дима. А ты, должно быть, Женя?

На этом официальная часть знакомства закончилась. Жил Дмитрий в просторной квартире. Стены здесь были выкрашены в нежно-лиловый цвет. Всюду висели постеры рок-групп и супергероев, стеллажи были завалены статуэтками, дисками, какими-то бусами, браслетами и множеством других побрякушек. На полу лежали детали конструктора. Дима усадил нас в гостиной и, предложив чаю, тут же ушел на кухню. Напоследок он громко крикнул:

— Малыш, выйди в гостиную. Пришла тетя Инна.

Признаться честно, я был взволнован. Со мной так всегда. В любом кабаке тут же стану своим, но, стоит попасть в приличный дом, как все катится к черту. Я теряюсь, чувствую себя чужим и не знаю, что делать, лишь сижу молча с мыслью, что мне здесь не место, как вспотевший монах из притчи.

В соседней комнате послышался стук детских пяток. В гостиную вбежал мальчик лет пяти. Заметив меня, он смутился и встал в дверном проеме. Мальчик был худощавым и рослым.

— Привет, — нерешительно сказал он.

Общаться с детьми я не умел и сразу замолк, лишь выдавив сухо: «Привет». Инна подошла к племяннику и указала на меня рукой.

— Не бойся, это Женя. Он мой друг, — и тут же обратилась ко мне: — И ты не бойся. Это Миша. Он тоже мой друг, — она чувствовала, что я смущен, и не могла упустить возможности немного меня подразнить.

В гостиную вошла жена Димы. Девушка была коротко острижена, глаза подведены ярко-синим карандашом. Вокруг ее ног крутился золотистый ретривер. Вслед за ней из кухни вышел Дима с фарфоровым чайником и четырьмя чашками на подносе. Я был совершенно растерян.

Родственники оживленно разговаривали. Вспоминали былые годы, а после разговор и вовсе ушел к ницшеанству. О нем я ничего не знал, кроме старой студенческой шутки про серый плащ. Я молча сидел рядом с Инной, держа в руках пустую чашку. За весь вечер я не произнес ни слова. Дима и Света, должно быть, сочли меня человеком крайне скучным.

Вскоре Миша начал зевать, прикрывая рот маленькой ручкой. Света велела сыну попрощаться с гостями и увела его в спальню. Дима предложил продолжить на кухне и открыл бутылку дорогого вина. Завести разговор я уже не пытался. Просто смотрел на них, подперев подбородок руками, и подливал себе в бокал. Вскоре вернулась Света. Она взяла в руки бутылку. Вина в ней оставалось чуть меньше трети.

— Ничего. У нас есть еще, — и она достала из бара новую.

Пили хозяева мало. Я же пил бокал за бокалом и через час вдруг понял, что опьянел. Посреди вечера, я упомянул Эдуарда Дмитриевича. И тут словно прогремел выстрел. Все вдруг умолкли, Инна метнула в меня злобный взгляд. Лицо Димы переменилось. От приятельского радушия не осталось и следа. Мышцы на углах нижней челюсти дергались. Когда я понял, что натворил вместо того, чтобы извиниться, уставился на него и по невежеству решил, что сейчас завяжется драка. Но Дима лишь выдохнул и встал, чинно выпрямив спину. Только в этот момент я заметил, что он удивительно похож на отца.

Громко и без запинки Дмитрий произнес:

— Мы не будем говорить о нем.

— Извини, мне не стоило поднимать эту тему, — попытался оправдаться я, — Просто… Слушай это ведь твой отец, вот я и подумал…

— Ты ничего не знаешь о нем.

— Эй! Расслабься, — я, конечно, ляпнул лишнего, но мне казалось, что реагировал Дима слишком резко, — Проехали. Я услышал тебя.

— Не говори мне расслабится, — он уже не на шутку вспылил.

Лучшем решением было извиниться и промолчать, но я был немного пьян и недостаточно умен.

— Ты перегибаешь, — сказал я еле сдерживаясь.

— Просто помолчи, — ответил он презрительно. — Помолчи!

— А то что? — завелся я не на шутку, — Хера ты сделаешь? — я уже полностью потерял контроль над собой.

Дима умолк и отчеканил приговор.

— Ты, Инна, можешь остаться, но он должен свалить