Кунст (не было кино). Роман с приложениями - Сергей Чихачев

Качественные, то есть раскрученные, то есть дорогие, то есть гарантирующие излечение, понимающие венерологи, которым ты только и доверишь свой иззудевшийся фалл, почему-то практикуют в центре Москвы. Видимо, это входит в комплексную программу отучения населения от манеры страдать подобными заболеваниями. Нет чтобы на окраине практиковать, в бараках, где позор пациента (да и врача, кстати, – что за доблесть в этой части тела копаться?!) никто не видит. Нет, они, суки, сядут на Неглинке где-нибудь, на бульварах, на Маросеечке, у Садового, да ещё и щит рекламный повесят над входом, размером сто на пятьсот метров: «ВЕНЕРОЛОГИЯ ЗА ОДИН ДЕНЬ! ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ГЕМОРРОЯ И НЕВСТАНИХИ!» И вот под такой щит ты изволь войти, в дверь с табличкой «Андрология. Венерология. Анонимно», сопровождаемый тысячами, как мне каждый раз кажется, злорадных взглядов граждан, которые вмиг уверяются, что ты – больной триппером геморройный импотент. Идеал мужчины.

Мысленно готовясь к позору у входа, я рассеянно рассматривал в метро книжечки и газетки соседей, выбирая, что бы почитать. Особого выбора не было. Справа и слева в неначавшейся ещё толчее праздно шелестели обожаемые мной гнусные листки жёлтых газетёнок, где только и пишут всю правду. Я получаю физическое удовольствие, читая жёлтую прессу. Она, на мой взгляд, и является чистой журналистикой. Жалко только, что пишут не о том. Но ничего прочесть я не успел.

Поезд остановился на «Китай-городе» и дальше ехать раздумал. Двери оставались открытыми, жёлтые листки свернулись в нервном ожидании, с платформы в вагон понатрамбовалось народу, а потом по громкой связи объявили, что дальше пока не едем. Всю дорогу до эскалатора и после него толпой высказывались самые разные мнения по поводу остановки. Сходились на теракте и самоубийце на следующей станции. Когда публика подразобралась в ситуации, в адрес террористов и самоубийц посыпались такие изощрённые хулы, что бородатый тупой шахид со своим поясом или робкий прыщавый юнец со своей неразделённой любовью, по дороге на тот свет, крутясь, икали не переставая.

А я ведь даже не выяснил причину той остановки. Не успел. Не прочёл вечером в новостях.

Потому что не успел я выйти из метро и пройти несколько кварталов, как вдруг в толпе заметил знакомое лицо. Это был Николай Второй. Он, не видя меня, уверенной лёгкой походкой двигался по улице. Я ускорил шаг, чтобы догнать Николая и сообщить ему о результатах прочтения его саги о видеопиратах. Николай завернул за угол и пропал из виду. Я наддал. Повернув вслед за ним, я увидел, что Николай Второй, до которого мне оставалось два десятка метров, легко скользнул в огромную безымянную дверь. Вы наверняка видели эти бесчисленные двери в центре Москвы, двери, которые понаставлены в сотнях моих московских старинных зданий, ставших от этого чужими: огромные проёмы, толстенное стекло, и непременные плотные шторы в окошках, и массивнейшие поручни из латуни, и часовые в штатском внутри. Такая дверь автоматически отсеивает тех, кто не испачкался властью. А московская старушка даже не сможет её открыть – дверь тяжёлая. Да и старушек в центре не осталось.

Николай Второй исчез за плотной шторой. Подойдя, запыхавшись, к двери, я оглядел стены рядом с ней. Я желал увидеть табличку учреждения и узнать наконец, где работает хотя бы один из моих странных гостей. Таблички не было. Совсем. Дверь была безымянной, хотя её массивность и дороговизна выделялись даже на фоне властных дверей-соседок на той же улице. В стекле мельком отразился внимательно разглядывающий меня пушистый уличный кот. И вдруг в щёлке между шторкой и стеклом я увидел Николая: он, видимо, замешкался там, внутри. Не думая о том, что делаю, чисто рефлекторно я дёрнул массивную дверь на себя, и она подалась неожиданно плавно. Ступень вниз, затем поворот направо у мраморной колонны, налево, ещё налево… Зачем же они так накрутили тут? И когда я открыл вторые двери, не такие уже массивные, ведущие из огромного мраморного тамбура непосредственно в здание – эти двери всегда делают двойными, вы заметили? – так вот, когда я собственно, вошёл, Николая уже и след простыл. На меня в абсолютной тишине уставились три пары глаз. Вообще-то на КПП было четыре человека в штатском, но один глядел не на меня, а в какой-то монитор. Они молчали и смотрели на меня. Я почувствовал себя как лис, забежавший в курятник, где как раз проходила пристрелка нового антилисьего штуцера.

– Что вам нужно? – мягко и тихо спросила одна из массивных кур.

– Извините, – пробормотал я, – я тут… товарища встретил… Но не успел… – И я сделал идиотский жест, призванный засвидетельствовать, что я действительно не успел. Если бы я так не запыхался от быстрого шага, то мог бы сделать вид, что ошибся дверью. Но эти в штатском, я уверен, слышали моё срывающееся дыхание и видели мои глаза, ещё устремлённые вслед чёртову Николаю.

– Товарища? Какого? – деловито продолжался допрос.

– Да вот он только что вошёл, – промямлил я по инерции, рассчитывая всё-таки выйти. Мне что-то становилось не по себе.

– Подождите здесь, – мягко приказали мне, – мы его сейчас вызовем.

Деваться было некуда. Я уже понял, что попал в какую-то не предназначенную для моих глаз шарашку. Типа ФСБ. Или хуже. Есть у них что-нибудь специальное, не предназначенное для мудаков типа меня? Спецназ? ОСН ФСБ какое-нибудь. Ага, только отдел. Или вообще УСН ФСБ РФ. Или их много, таких отделов, а здесь управление. ЦУ УСН ФСБ РФ. Какие они ещё слова любят? Главное! Федеральное! Межрегиональное! В общем, допустим, я попал в ГФМЦУ УСН ФСБ РФ. Если я сейчас отсюда побегу – догонят, завалят мордой вниз, побьют и будут допрашивать. Я решил дождаться Николая. В конце концов, формально у меня к нему действительно был разговор.

Один из охранников тихо, почти неслышно, говорил что-то в телефон. Остальные пялились на меня, не мигая. Я петушливо прочистил горло и стал прохаживаться по фойе – две шаги вперёд и две назад, как в старой песне. И вдруг я увидел невзрачную табличку на одной из колонн. На табличке не было ничего, кроме букв КУНСТ. КУНСТ – и всё.

«Что КУНСТ? – подумал я. – В каком смысле КУНСТ?» Единственный известный мне кунст был в Петербурге и являлся камерой. Однако не успел я поупражняться в аббревиатурной расшифровке, как двери вновь бесшумно отворились-затворились: я почувствовал дуновение воздуха. Обернувшись, я увидел Николая, но не Второго, а Первого. Он смотрел на меня чуть угрюмо и почему-то победно.

– Ну, Сергей, – медленно выговорил Николай Первый, – раз пришли сами, заходите. – Он жестом указал мне путь куда-то за спины охраны. – Со мной, – коротко, почти не разжимая губ, бросил он охранникам, и мои ноги покорно понесли тело в указанном направлении.

Сразу же за проходной, куда-то вбок уходил необычайно красивый коридор с мягким и упругим покрытием на полу. Я было начал нудить про то, что увидел на улице и пытался догнать другого Николая (в том, что они работают вместе, сомнений не осталось), и тут он показался в конце коридора. Николай Второй дружески улыбнулся мне и пожал руку Первому. Мы шли по коридорам, поднимались на совершенных, никогда не виданных мной лифтах, снова проходили коридорами. Затем был длинный спуск, феерической красоты подвал (я даже затрудняюсь назвать материалы, используемые при его создании), подъём, и, наконец, мы оказались в кабинете, явно принадлежащем одному из Николаев. Хозяева уселись. Мне ничего не оставалось, как последовать их примеру.