Перри Мейсон: Дело о бархатных коготках. Дело о фальшивом глазе - Эрл Стенли Гарднер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мейсон широко улыбнулся Хоффману.
— Неужели вы серьезно могли предполагать, что миссис Белтер убила своего мужа? — спросил он с таким видом, словно сама мысль об этом вызывала смех.
— Я провожу предварительное расследование, Мейсон, для того, чтобы установить, кто мог его убить. При расследовании таких дел мы всегда ищем мотив. Мы пытаемся выяснить, кто выигрывает от смерти жертвы.
— В таком случае, как я предполагаю, подозрение должно пасть на меня, — объявил Гриффин трезвым голосом.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Хоффман.
— По условиям завещания я наследую практически все, — медленно сказал Гриффин. — Я не делаю из этого особого секрета. Дядя Джордж любил меня больше, чем кого-либо другого. То есть он симпатизировал мне настолько, насколько вообще позволял его характер. Я сомневаюсь, что он вообще был способен по-настоящему любить кого-то.
— А вы как к нему относились? — спросил Хоффман.
— Я уважал его ум, — ответил Карл Гриффин, тщательно подбирая слова. — И высоко ценил некоторые черты его характера. Он был одиноким человеком, жил довольно уединенно. Дело в том, что он очень остро реагировал на любую ложь.
— Но почему это толкало его на жизнь в уединении? — спросил сержант Хоффман.
Гриффин пожал плечами.
— Если бы вы обладали таким же умом, каким обладал мой дядя, вам не потребовалось бы задавать этот вопрос, — заметил он. — Джордж Белтер был невероятным интеллектуалом. Он каждого человека видел насквозь и сразу же мог распознать ложь и лицемерие. У него не было друзей, он не искал ни у кого поддержки, потому что был самодостаточной личностью. Его единственной страстью была борьба. Он сражался со всем миром и с каждым человеком, которого встречал на своем жизненном пути.
— Но только не с вами? — уточнил сержант Хоффман.
— Нет, со мной он не сражался, — признал Гриффин. — Дело в том, что мне было плевать на него и его деньги. Я не обхаживал его и не целовал ему ноги. Я никогда его не обманывал, всегда говорил то, что думаю. Я был с ним честен.
Сержант Хоффман прищурился.
— А кто его обманывал? — спросил полицейский.
— Что конкретно вас интересует?
— Вы сказали, что он любил вас потому, что вы его не обманывали.
— Так и было.
— Вы подчеркнули, что именно вы не обманывали.
— Я не обманывал. Но и ничего не подчеркивал.
— А как насчет жены? Он любил ее?
— Я не знаю. Мы это не обсуждали.
— А она его обманывала? — спросил сержант Хоффман.
— Откуда мне знать?
Хоффман не спускал глаз с молодого человека.
— Вы не слишком-то стараетесь помочь следствию, — задумчиво произнес сержант. — Но раз не хотите говорить, тут уж ничего не поделаешь.
— Я расскажу все, что знаю, сержант, — воскликнул Гриффин.
Сержант Хоффман вздохнул.
— Вы можете точно сказать, где находились в момент, когда было совершено убийство?
Лицо Гриффина залил румянец:
— Мне очень жаль, сержант, но я не могу.
— Почему?
— Во-первых, я не знаю, когда было совершено убийство, во‐вторых, даже если вы мне назовете время, я не смогу вспомнить, где я был. Сегодня я хорошо покуролесил и перебрал. В начале я проводил время в обществе одной девушки, а расставшись с ней, заглянул еще в пару злачных мест, уже без нее. Когда я собрался домой, спустило чертово колесо, и я знал, что слишком пьян для того, чтобы поменять его самому. Я пытался найти какую-нибудь автомастерскую, надеясь, что хоть одна будет открыта, но в такой дождь все закрылись. Поэтому я решил ехать домой, но добирался сюда, как мне показалось, целую вечность.
— Действительно, колесо порвано в клочья, — признал сержант Хоффман. — Кстати, кто-нибудь еще знал про завещание вашего дяди? Кто-нибудь еще, кроме вас, его видел?
— Да, мой адвокат, — ответил Гриффин.
— Так у вас тоже есть адвокат? — спросил сержант Хоффман.
— Конечно, есть. А что вас удивляет?
— И кто это?
— Артур Этвуд. Его адвокатская контора находится в офисном центре «Мьючуэл».
Сержант Хоффман повернулся к Мейсону.
— Я о таком даже не слышал. Вы его знаете, Мейсон? — спросил сержант.
— Да, встречались пару раз, — кивнул Мейсон. — Лысый тип, специализирующийся на возмещении вреда за нанесение телесных повреждений и полученные травмы. Говорят, что он обычно не доводит дело до суда и добивается хорошего возмещения ущерба.
— А как вам удалось увидеть завещание в присутствии своего адвоката? — спросил Хоффман у Гриффина. — Вообще-то это довольно необычно — пригласить наследника вместе с его адвокатом для того, чтобы показать им завещание.
Гриффин крепко сжал губы.
— Об этом вам придется поговорить с моим адвокатом, — сказал он. — Я не могу это обсуждать. Это довольно сложный вопрос, и я предпочел бы сейчас в него не лезть.
— С меня хватит! — крикнул Хоффман. — Говорите, в чем там дело! Быстро!
— Что вы имеете в виду? — спросил Гриффин.
Билл Хоффман развернулся лицом к молодому человеку и смотрел на него сверху вниз. Челюсть у сержанта слегка выпятилась вперед, а глаза, которые обычно смотрели спокойно, вдруг стали жесткими. Терпение его явно было на пределе.
— Это значит, Гриффин, что подобный номер у вас не пройдет, — медленно и зловеще произнес полицейский. — Вы пытаетесь кого-то защитить или изображаете из себя джентльмена, или что-то в этом роде. Так не пойдет. Или рассказываете мне все, что знаете, здесь и сейчас, или отправитесь в Управление полиции, как важный свидетель.
— Что вы себе позволяете, сержант? — Гриффин покраснел от гнева.
— Я расследую дело об убийстве, а вы пытаетесь диктовать свои правила. Но правила здесь диктую я. Быстро отвечайте! О чем вы тогда говорили, и как вышло, что Белтер показал завещание вам и вашему адвокату?
Гриффин заговорил, но явно с неохотой.
— Вы понимаете, что вы принуждаете меня говорить, хотя я не желаю отвечать на эти вопросы?
— Конечно, — ответил Хоффман. — Давайте, выкладывайте. В чем там дело?
— Итак, я уже дал вам понять, что у дяди Джорджа были не лучшие отношения с его женой, — заговорил Гриффин медленно. — Он думал, что она собирается подать на развод, если ей удастся собрать для этого необходимые доказательства. У нас с дядей были кое-какие общие интересы, мы вместе занимались бизнесом. Однажды, когда мы втроем — я, дядя и Этвуд — обсуждали одну сделку, дядя Джордж внезапно поднял вопрос о завещании. Мне стало неловко, я не хотел обсуждать это, но Этвуд ознакомился с содержанием завещания. Так поступил бы, на мой взгляд, любой адвокат.