Демоны Дома Огня - Александра Груздева

В тот же день, вечером, Ян Каминский снова зашел в Мемориальную гостиную. Он рассматривал фотографии, но по-прежнему не находил своих давних знакомых.

– Кого-то ищешь? – спросил его дон Гильяно. Он спустился в гостиную, чтобы рассказать детям сказку на ночь.

– Близнецов. Мальчика и девочку. Дана и Дину, – ответил ему Ян, дону Гильяно он не боялся доверить свою тайну.

– В Доме Гильяно рождается много близнецов. Мои мальчики были близнецами. – Он показал на две фотографии – одну на камине, другую на стене. – Предатель ты или праведник, изгнан ты или проклят, если ты Гильяно, то после смерти твое место – в Мемориальной гостиной. Детей с такими именами, как ты говоришь, я не помню. Неудивительно, если учесть, сколько лет Дому Гильяно.

– Серебряные волосы, сапфировые глаза, – описал их Ян Каминский и сам себе удивился – до чего же неправдоподобно это звучит. Наверняка Дан и Дина были всего лишь порождением его больного воображения. Это они и пытались ему сказать, когда играли в старинную игру-бродилку. Но дон Гильяно понял, о ком он говорит:

– А! Детей, подобных им, после смерти мы сжигаем, их пепел развеян по Саду Гильяно. Но память о них не храним. Их фотографий нет в гостиной.

– Может, их кто-то помнит? Кто-то из таких же, как они? Или их родственники? – предположил Ян.

– Лучшие из Лучших больше не рождаются в Доме Гильяно, – ответил дон таким голосом, будто выносил своей семье смертный приговор.

* * *

Антонио Аменти не поверил Смотрителю, когда тот говорил, что Ян Каминский должен сам найти дорогу к Дому Гильяно. «Станет он искать, как же! Побежит прочь со всех ног», – думал адвокат. Он защищал Яна без колебаний, на публике был исключительно предан своему клиенту, но тайком горевал и не мог поверить, что Ашера не стало из-за этого мальчишки.

«Из большой ненависти рождается большая дружба», – туманно произнес дон Гильяно.

Был четверг – День воспитания мальчиков Гильяно. Когда визит Антонио назначался на этот день, занятия проводил он.

«У тебя есть девушка, Ян? – спросил дон Гильяно. Ян смутился и отрицательно покачал головой. – Ну все равно тебе полезно будет послушать».

Каждый четверг, начиная с двенадцати лет, мальчиков Гильяно учили искусству любви. Вырастая, все они становились искусными любовниками. Ян впервые слышал, чтобы так откровенно говорили о жизни тела. У него не было опыта, кроме того раза, когда он проснулся рядом с кучей пепла в постели. И сначала не понял, шутка это или большое несчастье.

Иногда Антонио даже отвлекали от важного судебного процесса ради этих занятий. Дон Гильяно присылал ему приглашение – и Аменти, скрипя зубами, срывался из любой точки земного шара только для того, чтобы рассказать мальчикам Гильяно о разновидностях куннилингуса.

Антонио выглядел жизнерадостным шутником, когда вел занятия. Мальчишки в классе то и дело покатывались от хохота. И мало кто в Доме помнил, что для брата Аменти подобные лекции – унижение. Но Антонио этого никогда не забывал, знал об этом и дон Гильяно. Назначением вести уроки его словно передвигали из пятого от центра круга в третий, к Учителям, к тем, кого в Доме называли Змеями. Однако подобные предметы были немыслимы для братьев Аменти, которые давали обет послушания, бедности и целомудрия. До тридцати лет Антонио не знал женщин, свято придерживаясь данных обетов.

Увы, прошли те времена, когда Дом Гильяно мирно уживался с Братством Аменти.

Дон Марко собственноручно казнил всех братьев. Антонио удалось спастись лишь потому, что сын дона Гильяно – Ашер – вступился за него. Было такое правило в Кодексе Гильяно: старший сын может потребовать оставить в живых пленного, чтобы тот стал его рабом и не отходил от него ни на шаг. Но Ашер никогда не пользовался своей привилегией господина, ему претило быть рабовладельцем. Антонио он называл своим лучшим другом, не меньше. И все же статус раба отныне навсегда был закреплен в имени Антонио: «арад» означало «раб» на древнем наречии семьи Гильяно.

После изгнания Ашера все его имущество, в том числе и Антонио арад Аменти, перешло во владение Дома Гильяно, а значит, дон Гильяно напрямую мог распоряжаться судьбой раба. И тогда дон Марко приказал Антонио забыть о степени доктора богословия и переквалифицироваться в адвокаты. И вот – по четвергам рассказывать скабрезности своре мальчишек.

Антонио Аменти заметил, что новый ученик смущен, не знает, куда девать глаза, стесняется смотреть на доску, где Антонио живописно изобразил эрогенные зоны. После урока Антонио подозвал юношу:

– Не придавай всему этому значения. Просто развлекись с кем-нибудь. И как можно дольше не влюбляйся.

Яну было очень неловко:

– Наверное, я уже влюбился, – пробормотал он.

– Ого! – присвистнул Антонио. – Когда же ты успел?

Ян пожал плечами. Он и сам не знал. И впервые даже сам для себя назвал свои чувства влюбленностью. Скорее, это было наваждением. Вдруг перед ним являлся нежный лик: полудетский капризный изгиб губ, грустная морщинка над левой бровью, едва ли не прозрачные глаза, которые видели много, но сумели остаться безмятежными, как нетронутая камнем гладь пруда; светлые локоны она откидывала с лица, задорно тряхнув головой. Во снах он целовал ее, держал за руку, обнимал. Она была его единственной. Но наяву он боялся признать, что его прекрасной возлюбленной, возможно, не существует.

– Только… Она… Она совсем не для меня.

– Глупости. Конечно, она для тебя. Сейчас я тебе кое-что нарисую. – Он достал из кармана блокнот и быстрыми штрихами начал в нем рисовать. Ян расширенными глазами смотрел на то, что выходит из-под руки Антонио Аменти.

– Вот три схемы. Если она совсем фря, начинай сразу с третьей. А вообще, каждая из трех гарантирует тебе стоны, ахи, вздохи, полный восторг, даже слезы. Я бы не сказал, что все они обеспечивают любовь до гроба, но за полный восторг – отвечаю. Слово Братства Аменти. – И он рассмеялся над своей напыщенной речью. – Какие-то порнографические картинки я тебе нарисовал, да, Ян? Соблазняю тебя, толкаю на путь греха? Или как у вас в монастыре говорили?

– Не в таком я был монастыре, – возразил Ян. – Нам ничего не запрещали. Просто возможности не было.

– Возможности не будет, пока ты сам себе ее не обеспечишь.

Ян спрятал листки в карман. Он знал, что не воспользуется ими. Ему нельзя. Он проклят. И любой женщине, которая с ним свяжется, будет грозить опасность. Но он не хотел обижать Антонио.

– Спасибо.

Еще на Ланке Ян понял, что он нравится женщинам. Почему, для него оставалось загадкой. В двадцать лет своей худобой он походил на подростка, длиннорукий, нескладный, с коротким ежиком волос – в монастыре брили голову. Он все время смотрел себе под ноги или, если с ним заговаривали, рассматривал собеседника из-под полуприкрытых век. В глаза людям смотреть избегал. Странные привычки будто ограждали его от чего-то ужасного, что было до конца ему неведомо.