Простая смертная - Екатерина Оленева

– Я, конечно, всей душой за повышение популяции редких животных, но не ценой собственной жизни! Как они умерли?

– Мои жёны? По-разному. Лиссая сожжена драконом, Мириде дракониха откусила голову, а Каррэ зашла дальше всех. Она сумела поднять Молнию в небеса, но сорвалась и разбилась насмерть.

– Господи! – от открывающихся передо мной перспектив дух захватывало. – Какой ужас! И ты говоришь об этом вот так спокойно?!

– Если бы я сказал это, горько плача, тебе было бы приятней об этом услышать?

– Ты ещё и насмехаешься? Да ты – чудовище!

Он жёстко схватил меня за лицо, заставляя запрокинуть голову и с угрозой глядя в глаза:

– Нет, Анжелика. Я не чудовище – лишь тень его. С чудовищем ты бы так говорить не посмела.

Он коротко оттолкнул меня, убирая руку.

– Я буду к тебе милосерден, хотя милосердие всегда дорого обходится.

– Для нищего любая цена высока, – дерзко ответила я и сжалась, когда он занёс руку для удара.

Которого, слава богу, не последовало!

– Я понимаю, что твой гнев берёт начало из твоего страха. Но научись владеть и тем, и другим, иначе мы оба можем пожалеть о последствиях.

– Мне могут откусить голову, а потом зажарить, или наоборот. Могут раздавить, как букашку, так что ни головы, ни ног не останется. Скажи, какие последствия могут быть страшней открывающихся передо мной перспектив? И да, может быть мне должно быть стыдно за мою трусость – но я не стыжусь. Я стыжусь того, что вчера, как глупая дурочка, влюбилась в тебя и верила, что могу что-то значить…

– Чтобы что-то значить, дорогая моя, мало просто верить.

Он сгрёб меня в охапку и прижал к себе, невзирая на мои попытки сопротивляться. Силища в нём была… звериная. Ну, может и не драконья, но медвежья – определённо. А тут ещё моё собственное тело решило, что ему так, в объятиях этого злодея, гораздо комфортнее и не слишком-то и сопротивлялось.

– Послушай, Анжелика, любое достижение – это преодоление. Чем выше цель, тем сложнее путь и выше цена. Ни одна из моих жён не нравилась мне так, как ты и не одной из них я так сильно не желал победы… – заметив, как изменилось выражение моего лица (ну да, кому приятно слышать про других? И я не святая)… – Да, ты не первая. Но ты можешь стать последней.

– Последней? Это вряд ли! Даже если я покорю всех твоих драконов, шлюх вроде той, что набросилась на меня сегодня ведь никто не отменял.

Он убрал руки и отодвинулся на шаг, глядя на меня как на насекомое.

– Ах, Эденсун? Да, я слышал о сегодняшнем инциденте. Моя любимая наложница, танцующая лучше всех, но всё же недостаточно хорошо… ты ведь помнишь, что жён было четыре?

В растерянности я не нашлась, что ответить, хотя догадка уже посетила меня.

– Эденсун, неукротимая как кошка, предпочитает, чтобы покоряли её. Дикая, как ветер, она отказалась танцевать с драконом. И теперь её удел – танцевать для тех, кто придёт ей на смену. Ты можешь выбрать и этот путь тоже.

– Рабство?

– Да, – жёстким тоном прозвучало в ответ. – Рабство или корона. Жена или наложница, но лишь пока нет жены. Рискнуть и встать рядом со мной как равная в случае удачи, или оставаться в безопасности, жить в относительной сытости и серости, но… ты поняла?

– У меня есть выбор?

– Есть.

– А у тех, других девушек он тоже был?

– Он был у всех.

После разговора с Эвилом у меня осталось двоякое впечатление. С одной стороны, присутствовала горечь – ведь в итоге мало что изменилось, с другой – я успокоилась. Мне понравилось то, что у него хватило мужества ли, догадки, такта – прийти и поговорить со мной о проблеме самому. Он мог бы не утруждать себя. И я была благодарна за то, что стал. Да, мелочь, но иногда именно мелочи меняют в жизни всё. А в отношениях и вовсе мелочей не существует.

Когда он пришёл ко мне ночью, моя обида не прошла бесследно, но и не мешала мне ждать Эвила. Девушки снова постарались на славу. Моё тело и волосы словно сияли, а желание заставляло светиться глаза, точно звёзды. Почему я это знаю? Я видела их отражение в глазах Эвила.

Фитили огня на высоких свечах колыхало сквозняком из распахнутых окон, уводящих на балкон, и эта огненная пляска отбрасывала зыбкие изменчивые тени на наши лица.

– Ты очень красивая, – проговорил он перед тем как крепко обхватить руками мою талию и под неожиданной порывистостью его жеста я безвольно опустилась на кровать.

В своей прошлой жизни я не знала, что поцелуи – это прекраснейшее занятие на свете. Мы оба предавались им до тех пор, пока губы не распухли, но слабая боль лишь добавляла ощущениям сладость. Дыхание сливалось воедино и обрывалось, но стоило сделать новый вдох как всё повторялось.

Как может простое прикосновение губ к губам доставлять столько удовольствия? И с каждым новым касанием чувства делались ярче и полнее, тела неуловимо напрягались, по сцепленным пальцам бежал ток.

В тот момент я забыла о ревности и сомнениях. Странная и счастливая уверенность овладела мной в тот момент: нашим путям предрешено соединиться, и никакая другая женщина не сумеет разлучить то, чему предрешено соединиться сквозь миры.

Я буду принадлежать ему, а он станет принадлежать мне – это неизменно.

Взгляд его чёрных горящих глаз воспламенял меня. Его ладони были такими же горячими, как взгляды, а губы, когда он поднёс мою руку к ним и прикоснулся поцелуем к пальцам и того горячей. Я молчала, тяжело дыша, в ожидании продолжения.

– Ты очень красивая, Анжелика, – снова повторил он со страстью.

И звук его голоса наполнил жаром моё тело. Мир сузился до его лица, до тела, тяжёлого и желанного, что навалилось на меня сверху, до неровных полосок света, переплетающихся темнотой.

Голова шла кругом, а сердце словно распирало рёбра… и билось, билось… как птичка в клетке, не в силах вырваться.

Я таяла и летела, когда он льнул к моим губам, со страстью, внешне походившей на грубость, вжимая меня в ворох мягких подушек. В ответ я и лишь обвивала его крепче руками, ногами – всем телом. С наслаждением зарывалась руками в темные волосы. Я обхватила ногами его бёдра, призывно раскрываясь перед ним и стремительным, точным движением он вошёл в меня, разгорячённую, податливую, ждущую и покорную этим упоительным, доводящим до изнеможения, толчкам. Я чувствовала себя заполненной им, удивительно завершённой и освобождённой.

Но когда всё завершилось, я лежала и думала о том, насколько же всё это иллюзорно. Вся наша жизнь, и наши чувства, и всё-всё-всё.

Ночь была лунной. Лучи ночного светила вливались в распахнутые окна, двери, пробиваясь через все многочисленные занавески и танцуя вместе с отблесками золотистых огней. Луна – серебро, огонь – золото.