Комната страха - Владимир Кузьмин

– А почерк?

– Ну как же можно судить о сходстве почерка, когда буквы там были старославянские, а здесь готические? Да и слова очень уж короткие. Кстати, в этом тоже сходство. Что коротко написано.

– Господа, экскюзе муа[34], что там?

– Светлана Андреевна! – успокаивающе заговорил Петя. – Это весьма глупая шутка. Но вам опасаться нечего. Даже это слово, вас испугавшее, скоро сотрется само по себе.

– Сэ мон портрэ дан ля позан манифик, – всхлипнула Светлана Андреевна и, честно сказать, я с превеликим трудом поняла, что она заговорила по-французски. Вроде бы хотела сказать, что ее портрет написан в очень изысканной и красивой позе.

– Ля шьен терибль! – ткнула она в свое изображение.

– Э-э-э… Вы к себе несправедливы, – возразил Петя, услышав про ужасную собаку.

– Тот, кто надругался над искусством, ля шьен терибль!

– А-а-а! Тогда вы правы. Импресьон подпорчен.

Я толкнула Петю локтем, чтобы хотя бы он не говорил столь дурно. В смысле французского произношения. Но Светлана Андреевна его поняла.

– Так и есть. Все впечатление испорчено. Oui[35]!

– Скажите, кто был в этих комнатах? – сочла я возможным начать расспросы. – Помимо прислуги, конечно.

– Э-э-э… – задумалась Светлана Андреевна, – коман те дир… меня же не было.

– Так никого в доме и не было, – счел правильным подсказать Петр Матвеевич. – Вы, сударыня, как с господином художником расстались да укатили, он минут через десять… нет, через пятнадцать спустился и ушел. С тех пор только господа артисты и приходили. Но наверх ни один из них не подымался.

– Ой! Это что за кес ке се?

Светлана Андреевна тронула пальчиком то место, где только что виднелось белесое пятнышко, в темноте представлявшее собой светящиеся готические буквы.

– Оно есть исчезнуть!

Ей, видимо, недостало французских слов, и она сказала фразу по-русски, но с ужасающим акцентом. Скорее с немецким, чем французским.

– Я же обещал, что все сейчас высохнет и исчезнет, – подтвердил Петя. – А что останется, художник завтра исправит! Тут ущерба-то на копейку.

Я хотела было сказать, что ущерба от рук самой Светланы Андреевны осталось намного больше, но благоразумно промолчала. Зато спросила о другом.

– Светлана Андреевна, а вы не могли бы познакомить меня с художником?

С лица хозяйки исчезли последние проявления страха.

– Его работа пришлась вам по вкусу?

– Вы выглядите бесподобно! – самым бесстыдным образом солгала я.

– Но вы желаете и свой портрет заказать?

– Ох! Не стану скрывать, захотелось!

– Едва Мишель закончит эту работу, я обязательно вас сведу. Он такой шарман! Да, мы же с ним познакомились в Париже!

– Так он француз?

– Нет! Но raffinée[36], как француз.

– Это, несомненно, просматривается и в его работе. Хотя у него был предмет для вдохновения. Впрочем, вам сегодня досталось столько впечатлений, что мы не смеем далее вас беспокоить.

– Ах, пустяки. Впрочем, и я не смею вас задерживать, mon cher ami[37].

Впервые за весь вечер Светлана Андреевна произнесла три французских слова кряду и все три верно.

Мы во второй раз спустились с крыльца особняка Козловского.

– М-да! – глубокомысленно произнес Петя. – Как пишут под картинами в музеях: Холст. Масло. Кровь!

– Дело обошлось без крови, если не считать несчастную курицу. А нам осталось лишь установить личность жестокого шутника, и дело будет раскрыто!

– А про краску светящуюся будем интересоваться?

– А вам не интересно?

– Тогда я за вами завтра зайду в театр. К двум часам с четвертью.

– Вы и об этом договориться успели? Петя, вы умница. А я чуть не забыла, что у нас сегодня гости. Так что прогулка из-за повторной задержки отменяется. Давайте возьмем извозчика и поедем по домам.

Поехали мы, конечно, вместе, но по дороге обсуждали вовсе не надоевшие нам за сегодняшний вечер странные и страшные происшествия. Уже поднимаясь на свое крылечко, я вспомнила, что не поделилась с Петей той небольшой находкой, сделанной мной в библиотеке. Но это могло подождать и до завтра.

Гости уже прибыли и сидели за столом, я сама просила меня не ждать. Но опоздала я ненамного, успела к первому блюду. Несмотря на пост, ужин получился по-праздничному вкусным. Драники из картофеля, нарезанного тончайшей соломкой, с грибной подливкой украсили бы даже царский стол! Честное слово, я не преувеличиваю! А кисель из сушеной малины с кусочками тыквы, вымоченными в патоке с мятой? Пробовали этакое? Вот и не спорьте.

Разговор шел обо всем и ни о чем. Но был увлекательным. Все расходились ужасно довольными. Даже Григорий Алексеевич перестал смущаться, глядя на маменьку. Но восторг в его глазах не исчез.

– Даша! Я вам кое-что обещал, – сказал мне Иван Порфирьевич уже в прихожей. – Вот два забавных документа. Один, как мне кажется, просто забавен. Второй, касающийся одной дамы…

– Мадам М.? – не удержалась я.

– Ну вот! Я старался, а вы без меня уже все знаете! – сделал обиженный вид Иван Порфирьевич. – Впрочем, стараний почти не потребовалось. Пока работал с нужными мне документами, для меня нашли и даже переписали эти. Сам я, помимо просьбы сделать это, ничем иным не утруждался.

– И польза от всего этого есть, – я успела пробежать по строчкам глазами, – это самый последний, а значит, и самый важный штрих. Завершающий, так сказать, картину происшествия.

– Я полагал, что последним штрихом станет поимка злоумышленника.

– Зная его мотивы, не будет сложным его отыскать!

– Да? Ну мне-то про мотивы ничего не известно, так что даже предположений делать не могу. А вам я верю. Как установите личность, сообщите мне. Сами ведь не собираетесь его схватить?

– Так может, его и хватать нет необходимости? Официальных жалоб не было, привлекать, стало быть, не за что. Как узнаем, кто это все проделал, так и решим, отдавать его в руки правосудия или можно без этого обойтись.

– Ну что ж, решайте сами. Но обо мне все равно не забудьте, а то заболею от неудовлетворенного любопытства. Спокойной вам ночи.