Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 1. Страна несходства - Александр Фурман

Папа кисло улыбнулся.

– Ну, что теперь будем делать? – спросил он.

– На площадь Пушкина! – неуверенно стал напирать Фурман.

– А может, пойдем домой? Времени уже много – смотри, сколько мы здесь проторчали… А бублики дома съешь: можно их положить на горячий чайник, и они снова станут как свежие. Давай вернемся, Шуня, а то смотри – уже совсем темно вокруг.

Фурман, слегка насупившись, думал.

– Придем пораньше, у тебя останется еще время поиграть перед сном, – уговаривал папа.

– Только ты поиграешь со мной!

– Идет! – согласился папа, и они хлопнули по рукам.

Возвращаясь мимо той подворотни, они обратили внимание, что бублики куда-то делись и только в лужице во впадинке круглого уличного люка валялась обломанная грязная половинка.

– Наверное, их собаки подобрали, – предположил папа.

Когда они шли по бульварчику, разделявшему Оружейный и Садово-Каретную, папа сказал:

– Да, вот видишь, в какое мы с тобой приключение попали… Только давай договоримся: маме мы ничего не скажем – а то она рассердится и в следующий раз не будет пускать нас так поздно. – Фурман кивнул. – Пусть все это останется нашим с тобой секретом. Есть?

– А где ты нашел этого милиционера? – спросил Фурман.

– Так он же всегда там стоит, на перекрестке. Я просто перешел через улицу и попросил его пойти со мной.

– А-а, – разочарованно протянул Фурман. – А я боялся, что ты поедешь за милицией куда-нибудь далеко…

– Ну что ты, – улыбнулся папа. – Разве я бы тебя тогда оставил…

1

Свою вторую бабушку, жившую в маленьком городке Покров в ста километрах от Москвы, Фурман звал по имени – бабушка Нина. Она была хозяйкой огромного двухэтажного деревянного дома, общее количество комнат в котором трудно было сосчитать. На участке был небольшой яблонево-вишневый сад с несколькими старыми соснами, высокими разросшимися кленами и заброшенной беседкой. С садом граничила глухая кирпичная стена соседнего кинотеатра – раньше в этом здании размещалась пожарная часть. Правее, за садом, начинался уходящий под горку огород с крапивно-малиновыми зарослями вдоль ветхого забора.

В некоторых частях бабушкиного дома жили квартиранты. Второй этаж снимала тихая семья преподавателей покровского педучилища. На лето «верхние» обычно куда-то уезжали отдыхать, и комнаты стояли закрытыми, хотя на пустую незастекленную террасу иногда разрешалось подниматься, чтобы осмотреть окрестности. В задней бревенчатой пристройке, похожей на избушку, жили дядя Ваня и тетя Женя – бездетная супружеская пара, довольно молодая. Здоровенный улыбчивый дядя Ваня был военным, старшиной, и служил охранником в местной тюрьме. Тетя Женя казалась Фурману красивой, но он замечал в ней что-то печально поблекшее – и это лишь подчеркивалось черным платком, который она никогда не снимала. И дядя Ваня, и тетя Женя говорили с заметным «оканьем».

Время от времени внизу, в большой светлой комнате рядом с кухней, появлялся еще один жилец – маленький рыжеватый и сутулый старик дядя Миша. У него была невыговариваемая, но странно музыкальная фамилия Тей-тель-баум, напоминавшая звук, с которым раскачивался ванька-встанька, детская игрушка-неваляшка. Дядя Миша с сипением затягивался на крыльце большими вонючими папиросами, а потом жутко, задыхаясь и наливаясь кровью, кашлял. Он говорил, что он охотник, и часто, горячась, рассказывал о Кубани, где у него жила взрослая дочь с внуками, как о какой-то райской зеленой стране, куда ему следовало бы вернуться навсегда. Бабушка Нина была с дядей Мишей на «ты» и в ответ на его рассказы о благодатной Кубани иногда бросала: «Да кому ты там нужен…» – из-за чего они тут же, со странной фамильярностью, по-стариковски ссорились и потом подолгу вообще не разговаривали, демонстративно не замечая друг друга. Пару раз вскоре после таких ссор дядя Миша в самом деле куда-то съезжал. В маленькой спальне над кроватью было пришпилено расплющенное чучело настоящего коршуна, застреленного дядей Мишей, – с распахнутыми крыльями и колючими изогнутыми когтями, но без головы…

Однажды солнечным утром, когда маленький Фурман сидел на теплых ступенях задней пристройки рядом с неторопливо покуривающим дядей Ваней, тот вдруг поинтересовался, умеет ли Фурман показывать язык. Удивившись такому вопросу, Фурман быстро высунул кончик языка и тут же спрятал его обратно.

– Ну не-ет, это ерунда! – махнул рукой дядя Ваня. – Это разве язык? Ты не умеешь показывать…

Зная, что показывать язык нехорошо, Фурман огляделся и сделал как надо.

– Вот это другое дело, – одобрил дядя Ваня. Выпустив вверх дым, он спросил, проснулся ли уже старик, Михал Наумыч, дядя Миша. Тот обычно вставал поздно, и Фурман его еще не видел.

– А ты ему-то показывал уже, как ты умеешь высовывать язык?

«Нет, конечно!» – удивленно помотал головой Фурман.

– Слышь, Сашк! А я думаю, ему тоже посмотреть будет интересно. Он же у тебя вон какой длинный-то, язык. Ну-ка, покажи еще! Да, старик-то такого небось и не видал никогда! Такого языка ни у кого и нету на целом свете!.. Жень! Ты глянь-ка, как вон Сашка умеет язык-то показывать!

Тут Фурман догадался, что дядя Ваня его дразнит, и улыбнулся.

– Да отстань ты от него! – заступилась за Фурмана выглянувшая в открытую дверь тетя Женя. – Что ты как малый…

– Подожди, не мешай! – отмахнулся дядя Ваня. – Слушай, Лександр, ты вот что сделай: когда старый на крыльцо-то ваше выйдет, ты к нему подойди, да не забудь, поздоровайся сперва, а после покажи ему свой язык, чтоб он тоже посмотрел.

– Нет, нельзя! – убежденно возразил Фурман.

– Да ты на что ж его поджучиваешь-то, балда?! – сердито высунулась тетя Женя. – Ты, Саша, не слушай его, он тя хорошему-то не научит…

– Ступай, ступай отсудова… Исчезни, я сказал! У нас с Лександром сурьезный разговор идет, верно?

– Совсем, что ль, черт, из ума выжил… – слышна была тетя Женя.

– А-а, баба… Чего б понимала… Верно, Сашк?! Бабы – они же не секут ни хрена!.. Мы-то с тобой мужики, да?.. – и, помолчав, дядя Ваня спросил: – Ну, сделаешь как я сказал?

Фурман увертливо предложил, чтобы он сам показал язык дяде Мише.

– Так я уж ему показывал, сколько раз!.. Ему мой-то и неинтересно будет – у меня язык как язык… А вот у тебя – это да!

После предъявления дядей Ваней своего неказистого языка и обсуждения различных вариантов сошлись на том, что, показав язык, Фурман все же скажет, что это привет от дяди Вани. Они пожали друг другу руки, и дядя Ваня, тяжело поднявшись, ушел к себе в дом.

Несколько раз Фурман бегал к своему крыльцу смотреть, не вышел ли дядя Миша. Наконец тот стал медленно спускаться по ступенькам, отворачиваясь от дыма своей папиросы и щурясь на солнце. Фурман срочно вызвал дядю Ваню и, вернувшись, громко поздоровался.