Братья Змея - Дэн Абнетт

Противник надвигался с востока. Его артиллерия становилась все активнее, а затем появились и первые признаки приближения пехотных частей. Темные Клыки в составе двух штурмовых бригад при поддержке «Секачей»!

У «Дамокла» не было дальнобойных орудий — ничего, что могло бы сравниться по дальности обстрела с «Секачами»! О сопротивлении при таком положении вещей нечего было и думать. Приад отдал приказ о вознесении полуденной молитвы, и все десантники встали вокруг него на колени, сняв шлемы и склонив головы, в то время как он торжественно пропел им литанию преданности, а затем зачитал псалмы разрушения и стойкости. Ни одному из них даже в голову не приходило, что они могут потерпеть поражение. Никто из них никогда не произносил ничего подобного ни вслух, ни про себя. Приад обратился к воинам, чтобы каждый по очереди рассказал что-нибудь о павших товарищах.

Калигнес вспомнил о Хиллесе. Тот момент в «райском мире» Антимонии, когда Хиллес проявил особенную храбрость. Все вокруг закивали, вспоминая. Ксандер продемонстрировал шрам от раны, которую он получил на Базальт Игниус Три. Не будь рядом Мацеда, эта рана, без сомнения, была бы смертельной. Натус восславил тактический дар и храбрость брата-сержанта Рафона. Андромак вспомнил день, когда Хиллес сразил водяного чорва на милой их сердцу Итаке. Обнаженный, он стоял на башне-утесе с морской острогой в руке, броненосную шкуру змея он тогда взял себе как трофей. Блестящая, будто полированная, его чешуя обвивала пояс воина и тогда, когда тот погиб. Мемнес хорошо сказал о Мацеде, напомнив остальным о чудовищной силе, которую тот показал, когда схватился со свирепым Хонеком на Парлион Один-Одиннадцать. Легенда ордена! Легенда, которая умерла сегодня во плоти, но которая останется жить в их памяти. «Он пал не напрасно!» — напомнил себе Приад, в душе которого не утихала ярость.

Тут к ним присоединился Пиндор, все еще полураздетый, перемазанный нефтью и потом. Он опустился на колени и рассказал короткую, сумбурную историю о том, как Рафон, ослепленный комьями грязи у ворот Фьюгала, перебил всех врагов, до которых только мог дотянуться, и, проклиная все вокруг, просил только дать ему «хорошую морскую острогу», чтобы проверить на прочность доспехи остальных! Пиндору удалось вызвать смех: искренний, непосредственный. Во взглядах десантников теперь не осталось и намека на горечь от поражения или неудачи.

«Так и должно быть, — подумал Приад. — Мы победили! Змеи победили, а как — не важно!»

— Свою часть работы я сделал, — доложил Приаду Пиндор, когда смех наконец утих.

Братья помогли Пиндору вновь облачиться в доспехи, пока Калигнес запускал бурильное сверло и направлял его вниз. Вытесненная из скважины нефть хлынула наверх и, омыв ему ноги черной волной, затем довольно быстро стекла вниз, просочившись сквозь решетчатый настил буровой площадки.

Враг был уже у ворот. Гвалт голосов и какофония обстрела… Водрузив шлемы на головы, семь Железных Змеев начали свой отход, плотным строем проследовав по главной грузовой дороге, все время держась в тени подъемников и скелетообразных кранов. Они не прекращая вели огонь, простреливая все пространство перед собой и с флангов, поливая здания и сооружения плазменным огнем и болтерными залпами.

У западных транспортных ворот, видя, что авангард Клыков уже устремился за ними по дороге, Змеи встали в боевое построение в виде заостренного наконечника. Ослепительные молнии засверкали в воздухе, взрывая металлические переборки зданий, ломая балки и выбивая из земли белую пудру соли. Преследуя по пятам, на космодесантников надвигался адский шторм. Ведя плотный огонь, Змеи срезали еще парочку своих врагов, когда Приад приказал отступать за ворота комплекса. Сам он задержался под аркой, но лишь до того мгновения, когда до него добежал первый Клык. Приад буквально распотрошил мерзкую тварь своим молниевым когтем.

«Это тебе за Рафона!»

Одна сбереженная граната обрушила за Приадом транспортные ворота, и десантники двинулись в открытую пустыню, подальше от Розетты Превосходной, тогда как наступление сил Хаоса мгновенно остановилось. Ничем не замутненный свет полуденных солнц будто выжег ландшафт, сделав его абсолютно белым, без единой тени, будто не было больше линии горизонта между выбеленной землей и обесцвеченными небесами.

Десантно-штурмовой корабль, припорошенный солью и дрожащий в мареве раскаленного воздуха, ожидал их в одном из узких арройо. Его напоминающий свесившийся язык трап уходил концом в мягкую, невесомую пыль. Когда воины уже поднимались на борт, несколько болтерных снарядов провыли совсем недалеко. Темные Клыки бросились за ними в погоню! Тут Мемнес и Приад, замыкавшие отход, развернулись и в последний раз вступили в бой, уничтожая ненавистного противника, окончательно утверждая одержанную победу.

Из космоса поверхность Розетты выглядела твердой и белой, как свод голого мертвого черепа, на котором, правда, имелось несколько резко очерченных отметин. Корабль уже шел по околоземной орбите, когда на глубине девятисот метров сдетонировали погруженные в нефтяные слои заряды. Отсюда, сверху, разглядеть что либо было невозможно. Спустя почти час поверхность в этом месте планеты потемнела и вздулась, как набрякшая от воды гнилая древесина, после чего эта гниль медленно расползлась на три тысячи километров вокруг нефтедобывающей станции. Огонь быстро охватил все нефтеносные слои под корой планеты и, вызвав повсеместное разрушение магматических пород, на следующий день буквально выжег Розетту.

Сидя в полутемном отсеке боевого корабля и наблюдая, как в зависимости от порывов корпуса перекатываются по металлическому полу снятые шлемы, оставшиеся в живых воины отделения «Дамокл» хранили молчание. Они были вымотаны и опустошены. Они пребывали в скорби. Теперь и только теперь они могли позволить себе такие мысли. С одной стороны, они потерпели поражение, но… все же они победили! Они одержали победу, истинную победу, хотя и совсем не такую, за которой их сюда послали и какую они сами предполагали здесь добыть.

Мемнес достал свою флягу. Это был медный цилиндрический, стянутый серыми полосками цинка сосуд. Десантник вытащил ее из футляра, прикрепленного к набедренному щитку его доспеха.

Это был обряд причащения водой, и никто из воинов не сводил глаз с фляги. Шесть закованных в доспехи фигур — то, что осталось от штурмового отряда, — смотрели, как Приад принял от него флягу. Он, конечно, хотел прохладной, утоляющей жажду воды, но знал, что именно эту воду нужно выпить первой. Глоток соленой воды с Итаки! Он выпил его залпом. Вода была едкой, теплой, горькой.

Он поднял взгляд на своих товарищей, и те в знак одобрения похлопали по набедренным щиткам своих доспехов.

Церемония завершилась, но горечь осталась.

То ли горечь родной воды, то ли горечь потери — Приад и сам, похоже, этого не знал.

Зеленые скалы, янтарное небо, белый жар… Все это открылось в ослепительном, сияющем блеске лучей, которые ворвались через узкий проем, становящийся все шире, по мере того как, визжа гидравликой, опускался на землю посадочный трап.