Сияние первой любви - Вера Колочкова

– Ты с этой женщиной уедешь, да?

– Да, с ней.

– Как ее зовут?

– Таня.

– Значит, ты весь год будешь жить с этой Таней в Синегорске. Я правильно поняла?

– Да, Тамарочка. А через год я вернусь… И мы с Таней расстанемся – уже навсегда. Понимаешь, нам переболеть надо нашей любовью. Всего лишь год… А потом я вернусь, я буду твой всю оставшуюся жизнь, я все искуплю, я буду тебе верен! Так будет честнее, Тамарочка, согласись, чем все время врать. Ведь ты знала, что я с Таней… Знала, правда?

– Да. Знала.

– Ну, вот видишь! Давай примем это решение, Тамарочка. Всего лишь год… Я понимаю, как жестоко это звучит, но давай его вместе примем.

– А если я не соглашусь? Что тогда? Ты уйдешь к Тане? Навсегда уйдешь?

Сергей ничего не ответил, опять опустил голову, крепко сжал пальцы. Потом проговорил тихо, не поднимая головы:

– Я понимаю, как унижаю тебя этим предложением. Но я просто пытаюсь найти выход… Прости меня, Тамарочка. Прости. Я не знаю, что делать, правда. Я не помню, когда был так растерян…

– Да, Сережа. Это ужасно, конечно, что вы с Таней придумали. И да, звучит ужасно обидно. Но если у меня выбора нет… Хотя выбор всегда есть, конечно. Например, я могу отпустить тебя совсем. Но я не могу, Сережа, не могу без тебя. Я знаю, что сразу умру. И я не пугаю тебя, не думай, и ничуть не шантажирую, потому что это правда. Так я устроена, ничего не поделаешь. Всякая женщина по-своему устроена, правда? И если ты предлагаешь такой выход… Что ж, я согласна. Я постараюсь как-то пережить этот год. Но что девчонкам сказать, Сережа? Они ведь не поймут…

– Ничего не надо им говорить. Уехал в командировку, и все. Тем более я же буду приезжать. И буду звонить очень часто. Если хочешь, я каждый день буду звонить…

– Нет, не надо каждый день. Зачем? Да тебе и не до нас будет…

– Спасибо тебе, Тамарочка, – подняв на жену счастливые глаза, проговорил Сергей. – Ты необыкновенная женщина, я тебя недостоин, наверное. И любви твоей недостоин. Прости меня, Тамарочка… Это всего лишь год… Всего один год…

– Да, я поняла. Я услышала тебя, Сережа, – сама удивляясь своему спокойствию, проговорила Тамара. – Когда ты уезжаешь в Синегорск?

– Да хоть завтра. Мне давно уже пора быть там… – ухватившись за более бытовую тему, проговорил Сережа. – Просто я долго не решался заговорить с тобой на эту тему. Всю неделю ходил вокруг да около…

– Ну вот и решился. – кивнула Тамара. – Я пойду, Сереж, ладно? Мне прилечь надо, голова кружится.

Она вдруг ойкнула испуганно, сморщилась от болезненного сердечного толчка, сделала шаг к двери. Сергей подскочил со стула, крепко ухватил ее за локоть.

– Что, плохо тебе, да?

– Нет, ничего… Я полежу, и все пройдет. Мне надо привыкнуть к новому своему положению. Ты сам поужинаешь, ладно?

– Да, конечно, Тамарочка…

– И девчонки скоро придут, накормишь.

– Да, не беспокойся. Может быть, тебя проводить в спальню?

– Нет, я сама…

Она ушла, а Сергей остался на кухне. Снова сел на стул, прорычал что-то, изо всех сил саданул кулаком себя по колену. Потом встал, сделал шаг к двери, но резко развернулся, подошел к окну, распахнул настежь створку. Ворвавшийся ветер освежил, растрепал волосы, бросил в лицо несколько капель дождя. Нехотя бросил, будто с презрением. Впрочем, зря старался. Сергей и сам себя презирал в эту минуту и знал, что никуда от этого презрения не денется. Все-таки это и впрямь ужасно, что они с Таней придумали…

Вскоре пришли девчонки, и он немного отвлекся на их болтовню, на испуганные вопросы про маму, у которой вдруг разболелась голова. Решили, что маме не будут мешать и поужинают сами, пусть она отдыхает спокойно.

Утром Тамара дождалась, когда Сергей уйдет на работу, и вышла к девчонкам с опухшим помятым лицом, с черными кругами под глазами.

– Ой, мамочка… Что с тобой? – испуганно спросила Верочка.

– Ты заболела, да, мам? – вторила ей Наденька.

– Нет, нет, все в порядке, просто я плохо спала, кошмары снились… – изо всех сил стараясь придать голосу беззаботности, проговорила Тамара.

– Ты сейчас на работу пойдешь, да?

– Нет, на работу не пойду, я уже позвонила, отгул взяла. Папу же надо в командировку собрать, он скоро уезжает. Поможете мне, девчонки?

* * *

Таня въехала во двор, остановила машину на стоянке. Надо было выходить, надо было идти домой. И уже решиться, наконец, поговорить с Валентином. Сколько можно себя мучить? Тем более переносить на другое время этот разговор уже нельзя – Сережа купил билеты в Синегорск. Завтра вечером они улетают. И с работы сегодня уволилась, хоть шеф и очень удивился, увидев ее заявление. Долго допрашивал, что случилось. Обещал зарплату повысить, если останется. И в отделе все тоже расстроились, когда узнали, что она увольняется, приставали с расспросами, что да почему. Но ведь не скажешь им правду! Что она не насовсем… Что через год придет и попросится обратно. Если так сказать, еще больше начнут любопытничать – почему через год, зачем через год, что за этот год произойти должно…

В какой-то момент ей самой показалось ужасной нелепостью все то, что она придумала. Струсила вдруг ужасно, представив Валино лицо, когда придется сказать ему… А с другой стороны – все равно обратной дороги нет. Не может она отказаться от Сережи – вот так, чтобы он уехал, и все… Просто с ума сойдет. Нет, этот год им нужен, очень нужен! Он всем нужен, если уж на то пошло. А Валя отчасти сам виноват – зачем так старательно делать вид, что ничего не знает, что ничего ужасного не происходит? Ведь это больно, наверное, – делать вид? Больно быть улыбчивым и заботливым, больно смотреть ей в глаза, больно быть нежным в постели… Хотя супружеские утехи меж ними случались в последнее время очень редко – Валя все меньше проявлял инициативы, а она и тем более старательно притворялась крепко спящей, когда он тихо ложился ночью на свою половину кровати. Наверное, специально засиживался за компьютером, чтобы устать сильно, чтобы убить работой свою боль.

Нет, нельзя жить с болью. Ни ему, ни ей. Все она правильно решила, потому что должен же быть какой-то выход! В конце концов, она не виновата, что Валя ее так сильно любит! И в том не виновата, что любит Сергея – тоже сильно… И она Валю не бросает по большому счету, вот что главное. И Сережа свою Тамару не бросает. Если бы они их бросили, разве им было бы лучше? Нет, нет, все правильно. Это всего один год. Один год – это же ничтожно мало по сравнению с годами, опутанными латентной болью… Подарите же нам этот год, будьте милостивы! Мы же ни в чем, ни в чем не виноваты…

Она давно уже устала от этого внутреннего монолога, измучилась им. Похудела, спала плохо, лицом подурнела. И разозлилась ужасно, когда на днях Валя проговорил заботливо, глядя на нее: