Севильский любовник - Ева Адлер

— Просто Санта-Барбара какая-то! — выдохнула Марианна, заслушавшись. — Хоть роман пиши.

— Санта-Барбара? — изогнул бровь Энрике, удивившись.

— Сериал такой, мыльная опера, где все слишком запутано в семейных связях, где теряются дети, память, и где у каждого по пять любовников и по десять мужей, — отмахнулась девушка. — Ну, а что было дальше?

— А ничего. Дочка гранда жила и живет, не зная, кто ее папаша… А вот семейка нашего сеньора очень даже в курсе. Потому что Хуан Родриго — так звали нашего героя-любовника — вписал в завещание свою дочь и ее наследников. Понимаешь, к чему веду?

Марианна медленно кивнула.

— Прошли годы, сеньор умер, его завещание открыли, и вдруг выяснилось, что есть еще один наследник?..

— Не один. Два. Дочь его, живая и здоровая, и внучка… ты, то есть.

Марианна едва с подоконника не свалилась. А потом нащупала на груди цепочку с подарком матери — маленьким кулоном с рубином. Достала его, поднесла к глазам, зачарованно рассматривая вещицу, которая была с ней с детства.

— То есть это и есть та самая штука, с помощью которой я могу доказать, что я — это я? — спросила она осторожно.

— Да ерунда этот кулон, — отмахнулся Энрике. — Можно сделать анализы, чтобы никто не оспорил завещания… Но дело даже не в этом. А в том, что вы — главные наследники.

— Что? — спросила шепотом Марианна. — Мама — главная наследница? Но почему тогда похитили меня?..

— Ты оказалась непозволительно близко… Поверенный сеньора Мендисабаля даже решил, что ты ради наследства и приехала в Испанию. Должен был пригласить тебя на встречу…

— А ты откуда все это знаешь? — повернулась к Энрике опешившая Марианна.

Он молчал.

— Портрет. Портрет в галерее, который я хотела увидеть, — догадалась девушка. — И слова того матадора об этом портрете. Все сходится… Ты знал, что я внучка этого самого Мендисабаля и… не сказал мне. Ничего не сказал!

— Я не хотел, вернее, хотел, но потом, когда ты станешь моей… Но я полюбил тебя, правда, полюбил! — быстро сказал он, зная уже — не поверит. Да и кто бы поверил.

Энрике смотрел на нее, и взгляд его был потухший, пустой. Он явно раскаивался, но Марианна была слишком зла, чтобы пытаться понять его чувства. Почему она должна понимать и принимать? Почему он не попытался хотя бы? Почему он хладнокровно бросился покорять ее ради этого наследства? Значит, ему важны лишь деньги и эти чертовы виноградники. Значит, ему плевать на нее, Марианну! А говорить теперь можно что угодно! И даже если чувства в нем есть, даже если допустить мысль о том, что он потом на самом деле влюбился… это не отменяет того факта, что отношения он начал с обмана. Каков хитрец! Марианна кипела от злости, ей хотелось расцарапать его красивое надменное лицо, которое сейчас утратило часть своего привычного высокомерия. Конечно! Он теперь боится, что золотая рыбка выскользнет из сетей, и ему не достанется ничего!

— И ты решил меня очаровать, чтобы я… — Марианна облизнула пересохшие губы, чувствуя, как горло першит, а глаза начинают свербеть, словно она сейчас разрыдается. Сжала руки в кулаки, чтобы сдержаться и не кинуться на Энрике. — Чтобы я стала твоей женой, да? И чтобы ты потом мог распоряжаться этим наследством?

— У него не осталось детей, кроме твоей матери, — пытаясь не смотреть на Марианну, сказал Альмавива. — Только племянники, а они, как ты понимаешь, идут второй линией наследования.

— А если со мной и мамой что-то случится, то станут первыми, да? — выдохнула Марианна, схватившись за горло, словно ей нечем было дышать.

— Я помогу тебе…

— Будь ты проклят, Альмавива, будь ты проклят…

Она отвернулась к окну, чтобы увидеть, как в ворота заходит старуха.

— Бандитка пришла. Уходи, пока она ничего не заподозрила.

Голос Марианны был холоден и сух. Энрике молча вышел, понимая, что заслужить ее прощение будет непросто.

Марианна смотрела на закрытую дверь и чувствовала себя очень странно. С одной стороны, она понимала, что сейчас ее жизнь зависит от того, не бросит ли ее в этой переделке Энрике, с другой — теперь, после его рассказа, она сомневалась в его порядочности. Галантный, импозантный, красивый. И насквозь лживый. Фальшивка.

Все ее чувства, вся ее любовь — все это словно замерло, застыло, заледенело. И Марианна, оглушенная и опустошенная, могла только молча пялиться на проклятую дверь, за которой — она точно это знала — сидит сейчас ее сторож. Тот, из-за кого она попала в переплет. И тот, на кого были все надежды на спасение. Хотя так ли он виноват в том, что ее похитили? Ведь те, кто приложил к этому руку, во главе с таинственной донной, о которой все уши прожужжала старуха Санчес, все равно украли бы ее, вне зависимости от того, встретила бы она Альмавиву, или нет.

Это все случайность. Совпадение.

Только почему так больно? И почему не хочется верить Энрике ни в чем?

Потому что эта случайность могла быть тщательно спланирована. Как там говорил ее шеф? Именно ее, Марианну Воронцову, желал видеть на встрече испанский винодел, когда решался вопрос по поставкам его вина в Москву. Именно в ее услугах переводчика нуждался Энрике Альмавива, не желая видеть никого другого. То есть вывод напрашивается сам собой — даже если бы Марианна не поехала в Испанию в отпуск, желая посмотреть красоты этой страны, ее все равно бы сюда отправили в командировку. И здесь, в Барселоне, она бы все равно познакомилась с обаятельным сеньором Альмавивой. И он попытался бы ее соблазнить. Впрочем, что пытаться? Она сама упала ему в объятия, как распоследняя… Марианна зло топнула ногой и сквозь зубы выругалась, отказываясь признавать реальность этого всего. Внутри до сих пор все дрожало при воспоминаниях о прикосновениях и поцелуях Альмавивы. Эта страсть сжигала, сводила с ума. Черт бы его побрал, этого испанца! Стокгольмский синдром какой-то! Кто бы мог подумать, что, несмотря на всю злость и ярость, которые родились в Марианне после признания Энрике, она может все еще хотеть его! И вернись он сейчас, что бы она сделала? Разбила бы вазу о его голову или бросилась целовать? Скорее всего, сначала первое, потом — второе. И понимая это, Воронцова еще сильнее злилась. Только теперь уже на себя.

Но что теперь? Что делать, когда нет дороги назад? Когда она, всегда такая уравновешенная и холодная, влюбилась в мужчину, который косвенным образом причастен к ее проблемам? Доверять ему? Ждать от него помощи? От того, кто соблазнил ее ради наследства?

А вот эта мысль — об испанских родственниках и деньгах, которые могут достаться ей и матери — и вовсе в голове не укладывалась. Хотя многое сходилось — и то, что бабушка мужа своего, сделавшего успешную военную карьеру, не слишком любила и даже радовалась его частым отъездам, отказавшись жить в гарнизонах, и то, что мать ее была такая смуглая и цыганистая, несмотря на белокожих и светловолосых родителей. Вот только предположить никто не мог, что осанистый и всегда печальный Василий Воронцов, которого, как выяснилось, бабушке нашли, чтобы скрыть ее позор — то есть маму — окажется чужим человеком. А настоящий дед будет из семьи испанских аристократов. Вот уж точно Санта-Барбара!