Девять с половиной - Марина Рыбицкая

Я почти не слышала его слов, они доносились будто издали. Мои слух и зрение практически отключились, осталось одно осязание. И чудовищный нематериальный голод. Внутри возник непонятный жар, постепенно распространяясь по всему телу, следуя по кровотоку, возбуждая и сводя с ума.

Я провела ногтями вдоль спины.

Агилар застонал и медленно, безумно медленно начал свою вечную игру завоевания женщины.

– Скажи мне, – мучительно выдохнул он, – если тебе… будет больно.

– Не отвлекайся, – посоветовала я ему.

И мы, сплетенные на шелковых простынях, забыли обо всем. О своих страхах и неуверенности, о странной, причудливой игре «рабыня – раб – госпожа – господин» и о целом мире за нашими окнами и стенами!

Наш секс был изумительным. Необыкновенным. Неистовым. Такое впечатление, что мы, как голодающие, дорвались до мешка с хлебом и мясными припасами и не могли своими силами от них оторваться, пока не лопнем от обжорства.

Наши крики, наверное, всполошили весь дворец, и только понимание, что там на самом деле происходит, и мысль о неизбежном наказании могли удержать стражу от настойчивого стремления вломиться в господские покои. Хотя мои уши четко фиксировали возбужденные голоса под нашей дверью. Что характерно, не только мужские!

Я жадно вбирала ту необходимую мне силу, энергию, в которой мне до сих пор отказывали, держа на голодном пайке. Ласкала пальцами грудь и живот Агилара, вызывая под руками конвульсии сексуального удовольствия.

Смеялась и плакала от чувства острого насыщения и неотрывно пила-пила-пила все, что добровольно отдавал мне мужчина. Мне было мало! И когда пришел мой первый настоящий оргазм, дворец потряс единый слаженный вздох. И я заглотила этот выброс, как конфету, перекатывая во рту карамельную сладость полновесного удовлетворения, причем заглотила как пищу, как вино, как воду, словно это то, без чего мне невозможно жить.

– Сыта, – довольно пробормотала я, расслабленно падая на подушку и смежая веки. – Наконец-то сыта! Благодарю тебя.

– Спи, хоним[8], – прижал меня к себе Агилар. – Я разрешаю тебе спать.

Слабая усмешка искривила мои губы, перед тем как я провалилась в крепкий, глубокий сон. Нельзя быть таким большим и таким наивным…

– Вставай, дочь гиены! – ощутимо пнули меня в бок.

Я вздрогнула и от неожиданности спросонья чуть не скатилась с кровати. С трудом разлепила глаза, чувствуя во всем теле приятную тяжесть насыщения. Подавив желание облизнуться, я уставилась на большое розовое пятно, скакавшее передо мной, и постаралась сфокусироваться.

– Бесстыдница! – орало пятно, размахивая руками. Рядом мельтешило еще с десяток разноцветных пятнышек поменьше. – Разлеглась тут!

– Да еще так нагло! – поддержало крикунью лиловое продолговатое пятно. – Как будто это ее покои.

– Не мои, – тут же согласилась я, закрывая ладошкой один глаз.

Розовое пятно трансформировалось в госпожу Сирейлу и еще кучу незнакомых женщин, возмущенно меня рассматривающих.

– Есть здесь место, где я могу обрести покой? – полюбопытствовала я, сползая с кровати и начиная искать, во что бы завернуться.

– Есть, – фыркнула худышка в синем. – Вечный.

– Так далеко я не заглядываю, – добродушно призналась я, заматываясь в простыню.

– Посмотри на нее, – шепнула коричневая золотистой. – Какая наглость!

– Да-да, – закивала золотистая. – Господин ничем ее не отметил за первую ночь! Не то что нас! Мне вот подарил прекрасный браслет!

Я бросила взгляд на тонкую золотую цепочку на запястье красавицы. Негусто.

– Быстро собралась и пошла! – бушевала госпожа Сирейла.

– И не надо так орать! – поморщилась я от звона в ушах.

Сегодня у меня донельзя обострился слух. Я слышала даже древоточца, прокладывающего себе дорогу в стене.

– Нахалка! – внезапно отвесила мне весомую пощечину смотрительница гарема. – Ты поплатишься за свое неуважительное поведение!

– И ведь не боится ничего! – поделилась желтая с оранжевой, словно меня тут рядом и нет. – Господин так рано вышел из спальни и ускакал, не оставив никаких распоряжений, а ей все равно!

– И не говори, Суреш, – согласилась оранжевая. – Мне после первой ночи на целый месяц предоставили отдельные покои, и господин покинул спальню после полудня!

И что, интересно, он до полудня с ней делал? Искал, где у оранжевой грудь? Так это я сразу могу сказать – нигде! И уже не вырастет. Разве что мешки с гречневой шелухой или песком привесить вместо того самого. Под одеждой не видно разницы.

– Пошевеливайся, фо иша![9] – занесла надо мной ладонь для повторного удара Сирейла.

Я набычилась и перехватила карающую длань, легонько ее сжав.

– Еще раз ты до меня дотронешься, кампир[10], – прошипела я, не обращая внимания на побелевшую толстуху, – я забуду, что ты старше меня, и сделаю что-то очень нехорошее! Поэтому не торопись, дай мне время придумать, что именно! – И выпустила ее. – Куда идти? – повернулась я к разноцветным притихшим курицам с дружественной улыбкой-оскалом.

– Т-туда, – показала малиновая в сторону двери, протягивая мне немного дрожащей рукой простой кафтан и штаны к нему.

– Благодарю, – еще дружественнее улыбнулась я, принимая и натягивая одеяние.

Мне тут же накинули на волосы кусок хлопковой ткани, покрывая голову, и повели наружу. Миновав стражу, все наше куриное общество долго блуждало по галереям и коридорам, щедро снабжая меня последними сплетнями из жизни гарема.

Итак, я выяснила, что последней и бесспорной фавориткой является Гюзель, не сходившая с дистанции уже пять недель. Ее поддерживает мать Агилара госпожа Зарема, потому что Гюзель понимает свое место в гареме и всячески пресмыкается перед ней.

Агилару прочат женитьбу на младшей дочери великого визиря госпоже Сагдане. Сейчас как раз идут переговоры между двумя семействами. Если они увенчаются успехом, то престиж Агилара сильно вырастет от подобного союза.

– Входи! – Очухавшаяся смотрительница гарема недрогнувшей рукой всунула меня в душную тесную клетушку без окна и вентиляции. Если за последнюю не сойдут стены с выбоинами, кое-где стыдливо прихваченные пожелтевшей от старости побелкой. Тонкий матрас на каменном полу. Глиняный кувшин и медный таз в дальнем углу. Ночной горшок около двери. Вот и вся обстановка.