Болдинская осень - Елена Кралькина

– Ну и что там в музее?

– Знаешь, обстановочка там получше, чем у бабушки в Зареченске. Всякие штучки антикварные, картины… Отстой, конечно, в таком жить невозможно, но богато. Из хорошего – только фотография бабушки. Там она вместе с Роговой и Заком. Я такую же фотку у бабушки видела. Экскурсоводша – настоящая крыса. Если бы не дед, я бы ей показала. Пап, представляешь, она нам лапшу на уши вешала, что практически все из имущества Евгения Самуиловича сохранилось, а вот главное, что у него было в жизни, – скрипка – пропало. «Как только рука поднялась у нечистоплотных людей посягнуть на святыню?» – у экскурсоводши из глаз искры сыпались. Я от злости чуть не лопнула. Ну и в конце был прикол. Экскурсоводша с дрожью в голосе завела балалайку, что великий скрипач всю жизнь жалел, что у него нет детей. Жесть. Я сразу поинтересовалась: почему тогда ребенка из детского дома не взял? Дура стала мекать, бекать. Я ей прямо в лицо и выдала, что гадом был великий скрипач, жрал в три горла, а на сироту денег пожалел. Что было дальше, не знаю. Дед меня за руку взял и увел. Мы с дедом в кафе пошли, я хотела всю эту историю в Интернет скинуть, а дед не дал. Объяснил, что бабушка любила, а может быть, и до сих пор любит гада, в ее глазах он кумир, великий Скрипач. Бабушке может быть неприятно, что о нем будут плохо говорить. Я подумала, подумала и решила, что дед прав. Черт с ним, пусть гений остается белым и пушистым! Я тогда деда попросила узнать, могут у бабушки скрипку отнять или нет, она же дорогая, у родственничков великого наверняка слюни текут. Дед узнал. Мой биологический дед оставил завещание, где черным по белому написано, что скрипку он завещает бабушке. Так что экскурсоводша все врала. Между прочим, бабушка оформила отказ только от своей части наследства, а твоя, папа, осталась невостребованной. Ты наследство возьми и в детский дом на благотворительность отдай. Все какая-то польза будет.

Андрей промолчал, он выпил еще рюмку и решил напиться так, чтобы вообще ни о чем сегодня не думать и ничего не решать.

– Пап, ты чего пьешь? Тебе надо жить заново учиться, а ты пьешь. Ты вот считаешь, что дед тебя не любит, а у него гипертонический криз был, когда он узнал, что у тебя на заводе проблемы. Ты-то молчал и сам на себя все взвалил, нет чтобы с дедом посоветоваться.

– Как, гипертонический криз? Почему я ничего не знаю? – Эмма подлила себе коньяка в рюмку.

– Не знаешь, потому что дед вас бережет, я ему слово дала, что вам ничего не скажу. Он очень о нас беспокоится. На зимние каникулы вы меня у бабушки в Зареченске оставили, так он сразу приехал, меня за ручку водил. У деда бзик, что я могу под машину попасть. Мы с ним круто каникулы провели. В ресторан ходили и в филармонию на бабушкин концерт. Мы ей лучшую в городе корзину цветов подарили. Знаете, как бабушке хлопали? Три биса было. Дед мне объяснил, что бабушка очень счастливая, потому что у нее есть мы с папой и скрипка.

– Скажи мне, пожалуйста, высокомудрая дочь, зачем нас летом дед из Зареченска в Москву вытурил, если не из вредности? Только отдыхать начали… – В душе у Андрея оформился самый настоящий когнитивный диссонанс – тесть, черт бы его драл.

– Только не ругайтесь на меня, это из-за меня мы из Зареченска уехали, – Ксения опустила глаза, а Эмма подлила себе еще коньяка. – Я пошла к соседке, к Таньке, вы мне не разрешали одной на улицу выходить, а мне пить очень захотелось. Вот мы с Танькой и решили быстренько в магазин сбегать, колу купить. Колу мы купили… а по дороге домой нас с Танькой чуть машина не сбила. Нас какой-то парень спас. Продавщица из магазина бабушке наябедничала, бабушка деду позвонила, не знала, что делать. Он велел в Москву ехать. Теперь все. Вы обещали не ругаться. А насчет того, что я зазнаюсь, ты, папа, не переживай. За мной Яшка следить будет, если что заметит, сразу в лоб даст, мы договорились.

День шел за днем. Егор в принципе был доволен тем, как идут дела. Мало-помалу маховик раскручивался. Приборы выпускались все в большем количестве, новый институтский отдел по производству головок и завод постепенно выходили на запланированные мощности. Приборы уходили заказчикам, в институт потек финансовый ручеек. Никаких событий, требовавших вмешательства спецслужб, не происходило. Егор даже немного расслабился.

Однажды вечером его и Андрея пригласил к себе Матвей. Он сейчас существенно реже стал бывать в объединении, обживал верхние этажи нашей власти. Что же, кому-то это надо делать. Егор перекрестился, что эта участь миновала его, Егора.

Матвей выглядел прекрасно, стал еще более ухоженным барином, а вот Андрей и выглядел неважно, и явно пребывал не в лучшем расположении духа. Матвей достал из папки какую-то бумагу:

– Я здесь посмотрел последние сводки. С одной стороны, все хорошо, идем точно по плану, с другой стороны – брак десять процентов. Не многовато ли?

Егор изначально побеспокоился, чтобы не попасть в ситуацию стрелочника, поэтому к каждой головке прикладывался паспорт с ее характеристиками, который заверялся печатью ОТК. Институт в браке виноват быть никак не мог. Егор промолчал, а Андрей выругался.

– Матвей, твою мать, проснулся. Ты, что, мальчик в коротеньких штанишках? Ты хоть понимаешь, во что мы ввязались? К тебе, Георгий Викторович, это касательства не имеет. Во всяком случае, я на это надеюсь. Я с самого начала смотрел на тебя, Матвей, и удивлялся. Ты, что, совсем тупой? Казалось бы, ты в своем банке с жизнью должен был бы познакомиться, а ты как ребенок. Начальник он, твою мать. Ты хоть поинтересовался, у кого Карабас с Барабасом завод прикупили? С какого перепугу их заклятый враг им лакомый кусок отвалил, причем недорого? Фамилию Плахотнюк слышал? У него на заводе своя сеть осталась, она всю эту кашу с бракованными приборами и заварила. Я сволочей вычислил на раз, в первую же ночь, когда на заводе остался. Я б их давно к ногтю, да режимщики не велят. У них своя работа, просят не мешать. Я что? Я ничего. Только отвечаю, между прочим, за все я. Ты так – где-то сбоку, вернее наверху.

– Почему ты мне раньше ничего не говорил? – вскипел Матвей.

– А чего мне говорить, если я не знал, могу я тебе доверять или нет? Может, Карабас с Барабасом и ты вместе с ними решили, что я расходный материал. Поди плохо на моем трупе в Рай въехать. На Эмку и Ксюху ведь плевать. Я и тебя, Егор, поначалу подозревал, боялся, что ты с тестем моим можешь сговориться. Прости. Ты мужик надежный.

– А я, значит, еще под подозрением, – Матвей, хоть и барин, выругался по-простонародному.

– Мужики, – слово взял Егор, – не время ссориться. Недомолвок было много, я с самого начала понял, что ты, Андрей, чего-то боишься. Голову сломал чего. Мы вроде как уже пуд соли вместе съели, давайте поговорим начистоту. Андрей, расскажи, что знаешь.

– Егор, знал бы что-то точно, давно бы и рассказал. Знаю только, что у Карабаса с Барабасом зуб на Плахотнюка, а у него на них. Война не на жизнь, а на смерть. Чего не поделили, убей Бог, не знаю. Тесть только ворчит, что Плахотнюка давно грохнуть надо было. Может, Матвей чего добавит. Да, Ильичу я в первую же встречу про Плахотнюка рассказал, так что ФСБ в курсах.