По тонкому льду - Георгий Брянцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Без ошибки! – не колеблясь, ответил бухгалтер. – Счет писал Ремизов.
Старый официант. Так сказать, ресторанный корифей.
– А как его повидать?
– Только вечером. С утра он выехал куда-то за город. Вернется прямо на работу.
– Жаль. Ну да ничего не поделаешь. Вечером так вечером… Предупредите Ремизова, что он нам нужен.
– Хорошо.
Мы побродили по городу, который не произвел на нас особого впечатления.
Город как город.
Дим-Димыч сказал:
– Бывают города лучше – таких много, бывают хуже – таких меньше.
С этим, пожалуй, можно было согласиться. Орел не шел в сравнение с такими же, как и он, областными центрами: Воронежем, Ростовом, Краснодаром, Ставрополем, не говоря уже об Одессе, Харькове, Горьком. Возможно, что летом, в зелени, он выглядит наряднее, веселее, но сейчас, в марте, заметенный снегом, с нерасчищенными мостовыми и тротуарами, с закованными в лед Окой и Орликом, он показался нам серым, скучным.
Мы заглянули в областное управление, и здесь нас известили о звонке капитана Кочергина. Он искал меня. Я прошел в кабинет начальника секретариата и с его разрешения попросил станцию соединить меня с нашим управлением.
Ответил майор Осадчий. Оказывается, получен ответ из Благовещенска.
Данные о неизвестном мужчине совпадают. Он тоже средних лет, блондин, глаза большие, голубые, светлые, шевелюра пышная светло-каштановая На левой щеке хорошо приметная красная родинка.
Мы вернулись в гостиницу.
Ровно в шесть часов вечера порог нашего скромного номера переступил хмурый по виду и довольно грузный старик, с прямым пробором в седых волосах и с серыми мешками под глазами. На нем была черная, хорошо отглаженная пара.
Держался он чересчур прямо. От него веяло этакой величественной холодностью.
– Я есть Ремизов, – представился он вместо приветствия.
По нашему договору беседу с ним должен был вести Дим-Димыч.
Он пригласил официанта сесть возле стола, положил перед ним все тот же счет и спросил:
– Знаком?
Ремизов вооружился старомодными очками в белой металлической оправе, взглянул на бумажку и просто сказал.
– Моя работа.
Я ожидал встречных вопросов. А в чем дело? А зачем это вам? А что случилось?
К людям, которые так поступают, я отношусь с предубеждением. Они или неосторожны и выдают себя, или чрезмерно любопытны, что нескромно, или, наконец, трусоваты из-за не совсем чистой совести.
Ремизов, отрадно отметить, не подпал ни под одну из этих категорий.
Вопросов от него не последовало. Он вложил очки в твердый футляр, спрятал его в карман и стал преспокойно курить, будто не имел никакого отношения к счету, лежавшему перед ним.
– Помните этот ужин? – поинтересовался Дим-Димыч.
– Как не помнить? Знатный ужин. Такие не часто у нас бывают в будние дни.
– Клиентов не разглядели? Что за люди?
– Нездешние. Проезжие, видать. Но солидный народ, вежливый, обходительный.
Ремизов обратил наше внимание на детали, которые он подметил сразу.
Гости в конце ужина заказали кофе с ликером. Местные этим не шалят. Потом попросили специальные рюмки, а их отродясь не было в ресторане. А местные, уж если доходят до ликера, то пьют его или из бокалов, как вино, или из стопок.
– Сколько же их было? – спросил Дим-Димыч.
– Пять персон. Две дамы и трое мужчин.
«Значит, мы не ошиблись, предположив, что в ужине участвовало пять человек и среди них две женщины», – подумал я.
– И, по моему разумению, четверо состоят в родстве, – заметил Ремизов.
– Почему решили? – полюбопытствовал Дим-Димыч.
– Тут и решать нечего. Одна пара: муж и жена – пожилые люди, а другая – молодые. Молодые зовут пожилых папа и мама. Тут же ясно.
– Какого же все-таки возраста были дамы?
– Как вам сказать… Пожилая в пору мне, а молодой самое большее двадцать. Девчонка совсем.
«Черт знает что, – с досадой подумал я. – Из дам ни одна не подходит».
– А мужчины, кавалеры их? – задал Дим-Димыч новый вопрос.
– Хм… кавалеры? Пожилой тоже недалеко от меня ушел, а другой парень безусый. Ну, годков двадцать пять.
«Так. Двое мужчин тоже отпали», – отметил я.
– А пятый? Вы о пятом забыли сказать, – напомнил Дим-Димыч.
– Почему забыл? Совсем нет. Вы спрашиваете, я отвечаю. Пятый – средних лет, фигуристый такой, светлый, волосы богатые, красивый с виду…
– С родинкой на щеке, вот тут!.. – показал я.
– Не заметил.
– Маленькая родинка, – добавил Дим-Димыч. – Красная.
– Понимаю. Красная, маленькая. Родинки не заметил.
Я шумно вздохнул. Ерунда какая-то! Но при чем тут счет? Как он попал в чемодан?
– Кто рассчитался с вами? – спросил Дим-Димыч.
– Этот фигуристый, светлый и рассчитывался за всех. По всему видать, он и устраивал ужин.
– И никого из этих клиентов вы ранее не встречали?
Ремизов отрицательно покачал головой:
– Не встречал.
Мы отпустили старика и задумались. Разрозненные, беспорядочные мысли закопошились в голове. Ну, хорошо, эти люди не имеют никакого отношения ни к жертве, ни к убийце. Допустим – так. Но счет, счет… Каким образом он попал в чемодан убитой женщины?
Дело вновь заходило в тупик. Перед нами как бы возник глухой высокий барьер, преодолеть который было не в наших силах.
Что же делать дальше? Уж не запамятовал ли старик? Быть может, он просто забыл о родинке, хотя и видел ее? Уж не такая это великая примета – родинка! Быть может, он ее и не заметил? А если бы не родинка, то все как будто совпадает…
Наши раздумья прервал стук в дверь. Вернулся Ремизов.
– Прошу извинить, вспомнил… – проговорил он, закрывая дверь.
«Слава богу, вспомнил о родинке», – подумал я.
– Вот что я вспомнил, – продолжал Ремизов. – Надо вам поговорить с Никодимом Семеновичем…
Я сдвинул брови. Что такое?
– С каким Никодимом Семеновичем? – спросил Дим-Димыч.
– Скрипач. Первая скрипка в нашем оркестре. Мне сдается, что он знает этого фигуристого человека. Ну, этого, пятого, как вы сказали. Он подзывал Никодима Семеновича к столу, угощал его. Они чокались и пили…