Подставное лицо - Алексей Макеев

Было ясно, что еще несколько секунд, и старика спасти уже будет невозможно. Кроме того, присутствие Крапивинского ставило под вопрос и безопасность самого Гурова. Резкий хлопок выстрела с гулким уханьем прокатился по всем этажам. Выпучив глаза, верзила рухнул на колени и медленно завалился на бок. Крапивинский выбросил в сторону Гурова ладони с растопыренными пальцами, и тот сразу же почувствовал невыносимую боль в темени. Его рука с пистолетом вдруг, перестав слушаться, сама по себе стала подниматься к виску. Гуров, задыхаясь, закрыл глаза ладонью левой руки, одновременно нажав большим и средним пальцами на особые точки у надбровных дуг, которые час назад показал ему Михаил Захарович. Правая рука тут же обвисла, несколько ослабла головная боль.

Гуров убрал руку от лица и встретился глазами с липким, пронизывающим взглядом Крапивинского. Мгновенно накатила мутная волна тошноты, вновь заломило в темени, невидимые, костлявые пальцы болезненно стиснули сердце. Уже теряя сознание, Гуров невероятным усилием воли вскинул правую руку и трижды нажал на спуск. Словно переломившись пополам, Крапивинский ткнулся в пол макушкой и тут же, вытянувшись на полу, завозился, как огромный червяк, с хриплым свистом хватая ртом воздух. Чувствуя дрожь во всем теле, Гуров торопливо вошел в прихожую и, с трудом оторвав руки верзилы от концов удавки, снял ее с шеи старика.

Михаил Захарович открыл глаза и, болезненно морщась, потрогал пальцами синюшно-багровую борозду, оставшуюся на шее от петли.

– Лев Иванович, огромное вам спасибо, – тяжело дыша, прошептал он. – А где Крапивинский? Он скрылся?

– С Крапивинским покончено, – утирая с лица обильный пот, тяжело выдохнул Гуров. – Вон он, у вашей двери.

– Лев Иванович, перед тем как вызвать опергруппу, возьмите в этом шкафчике нож, сотрите с него отпечатки и вложите в руку Крапивинского, – торопливо прошептал старик. – Вам нужно обоснование того, почему вы применили оружие. Вам могут не поверить, и тогда, боюсь, вы сами окажетесь в роли обвиняемого. Быстрее!

После секундного колебания Гуров распахнул стенной шкафчик, встроенный у входной двери. Он понимал, что Михаил Захарович, безусловно, прав. Если выстрел на поражение в версии еще можно было объяснить необходимостью спасения человека, которому угрожала скорая, неминуемая гибель, то как обосновать сразу три выстрела, и все – на поражение? Для суда это могло свидетельствовать только об одном: явном намерении убить того, кто в руках не имел даже палки.

Быстро отыскав висящий на стене в чехле старый охотничий нож, Гуров достал его и накинул на рукоять тряпку, замеченную на дне шкафа, но вытереть не успел – внезапно соседняя с квартирой старика дверь распахнулась, раздались чьи-то шаги, и женский голос взвыл, заполонив пространство подъезда плачем, проклятиями и причитаниями:

– Боже мой! Кеша! Да что же это с тобой сделалось-то?! Да кто ж убить тебя посмел, будь ты проклят во веки веков! Ой-ей-ей-ей-ей! Кеша!!! – всплескивая руками, вопила невидимая из прихожей женщина.

– Поздно! – Михаил Захарович с помощью Гурова поднялся на ноги, досадливо покрутив головой. – Так вот они откуда взялись, эти мерзавцы, – они у моей соседушки прятались.

– А кто она такая? – быстро спросил Гуров.

– Тварь, – коротко ответил старик. – Ее папаша был личным охранником Берии. Из гадов был. Пытал "врагов народа", похищал для своего хозяина наложниц, а потом их уничтожал, если была угроза огласки. Дочка пошла в папу. Два раза была замужем, оба мужа умерли при загадочных обстоятельствах. Детей у нее не было – видно, бог на их породе решил поставить точку. Теперь живет одна, ненавидит весь белый свет. Думаю, на этой почве и снюхалась с себе подобным.

Гуров достал телефон и, созвонившись с управлением, вызвал опергруппу. В подъезде тем временем стало довольно людно. Жильцы дома, встревоженные выстрелами и причитаниями, толпились на верхних и нижних пролетах лестницы. Гуров проверил карманы верзилы, но никаких документов при нем не было. В них не было вообще ничего, кроме еще одной удавки и пары тонких кожаных перчаток.

Выйдя на лестничную площадку, он увидел стоящую на коленях пред трупом Крапивинского блеклую, худую женщину с хищным, кривоватым носом и желтыми, совиными глазами.

– Ой, горе! Ой, горе! – голосила она, как-то неестественно, картинно, даже вычурно, заламывая руки. – И чтоб отсохла та рука, что в тебя стреляла, и чтоб не знал этот гад ни счастья, ни удачи. – Увидев Гурова, женщина вскочила на ноги и заголосила с еще большим остервенением: – Это ты, это ты его убил, ментяра проклятый!

– Хватит, хватит кликушествовать! – выйдя следом за Гуровым, негромко, но твердо прикрикнул Михаил Захарович. – Эти два мерзавца меня едва не задушили. – Он потряс в воздухе удавкой. – Видела? Это во-первых. А во-вторых, откуда ты знаешь, что он из милиции? Признайся – они у тебя прятались, перед тем как на меня напасть? Я уверен – ты их прямая соучастница.

– Врешь! Врешь! Врешь! – визгливо и уже безо всякого намека на слезливые нотки завопила женщина, размахивая руками. – Я его не знаю, который душить тебя начал. А Кеша это видел и вышел тебе помочь, тебя спасти. Понял?! А этот вот его убил, не знаю за что. Я везде об этом скажу, и в суде, и в прокуратуре! Я вам покажу, как людей безвинно убивать!

Ее крики заглушил гул язвительных реплик. Чувствовалось, что среди жильцов дома соседка Михаила Захаровича была не на лучшем счету. Где-то внизу послышались мужские голоса, кто-то поднимался по лестнице. Это прибыла опергруппа.

Едва утром следующего дня Гуров вошел в свой кабинет, на его столе тут же зазвонил телефон. Верочка, секретарша Орлова, сообщила, что Петр Николаевич срочно хотел бы его видеть. Слушая Верочкино щебетание, Гуров понял – произошло что-то очень скверное.

Вчера вечером во время доклада Гуров рассказал Петру о происшедшем в квартире Михаила Захаровича. Тот, к его удивлению, отреагировал довольно спокойно и даже пошутил насчет умения Гурова стрелять без промаха и в бредовом состоянии. В принципе, остался доволен он и самим докладом. Валентина, которая тоже решила зайти к генералу, рассказала о содержании прочитанной ею книги Ритушина.

– Это настоящий антибюрократический манифест, изложенный в форме острого памфлета, – листая книгу, комментировала она. – Думаю, очень многие чинуши будут возмущены его доводами и выводами. Материал изложен просто, легко, без натуги. Поэтому читать было очень интересно. Если судить по этой книге, Ритушин, придя во власть, поголовье бюрократов подсократил бы ощутимо. Он здесь обрисовал конкретные пути вытеснения бюрократии из жизни государства и общества. Даже назвал статьи законов, которые нуждаются в замене.

– Да-а, на «святое» покусился… – насмешливо констатировал Орлов и, дослушав доклад, отпустил всех с миром, не проявив и малейшего намерения устроить финальный (что стало уже традицией) разнос.

Судя по всему, за ночь что-то существенно изменилось. В том, что это действительно так, Гуров убедился сразу же, едва вошел к Петру в кабинет. Тот сидел за столом невыспавшийся и скучный. Увидев Гурова, Орлов изобразил неопределенно-кислую мину и, кивком пригласив Гурова присесть, кряхтя и вздыхая, начал трактовать что-то не очень вразумительное.