Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров

На двенадцать уже вызывают в штаб полка. Вот заодно и обсудим вопрос пополнения и комплектации. Усадил Денатуратыча со Степанычем минные поля рисовать, Жихаря отправил под задачу вооружение и боезапас подсчитывать да планировать, а вот Салама взросло порадовал отдельной программой действий. С "банным днем" Никольский на пару со Стовбуром разбирались в самостоятельном порядке.

От Родаковского поворота дорога шла прямой, натянутой ниткой мимо заросшего дичкой и густым кустарником поля. Не сельхоз угодья, вообще – непонятно что. Скорее всего, поселок Белое планировалось расширять, и земли были выделены под застройку. Через трассу – террикон, а здесь, возможно, санитарная зона. Не понять. Ни домов, ни садов, ни полей. Степь, поросшая отдельными деревьями и непролазной растительностью.

Вся эта беда тянулась на восемьсот метров и упиралась в реку. Звучит, ясное дело, гордо! Жихарь с полшага ее перепрыгнул – метра три всего. Склоны берегов тоже не особо высокие и крутые. Мосток железный, обычный, автомобильный. Взорвем, сразу. Им потом переправу навести – минут на десять работы. Но и не взорвать как-то неправдоподобно будет. Мины положили, а мост не взорвали. Непорядок…

Далее, через двести метров от моста, перпендикулярно основной дороге лежала узенькая колея грунтовки и остовы деревянных столбов вдоль нее. Ни начала, ни конца у этого пути не было. Справа, метрах в ста пятидесяти, стоял одинокий заброшенный дом да слева, в сотне, еще пяток покинутых развалюх. По карте бывшие ветеринарная и метеорологические службы.

Ну, коновал и мне бы сейчас не помешал – с Антоши врач никакой, даром, что компьютерный гений да и за точный прогноз погоды на двадцать первое тире двадцать второе, я бы чего хочешь дал. Особенно, если бы они мне клятвенно пообещали, что будет так, как и идет: сырой мокрый снег с полночи, туман утром и моросящие слезы с видимостью на полторы-две сотни метров – все остальное время. Сладкая мечта гранатометчика.

В двадцати шагах от грунтовки, дорога разделялась. Главная, не виляя, уходила брусчаткой к небу. По углам подъема – не равномерно. Первые семьдесят-восемьдесят метров – достаточно полого, причем сразу поднимаясь насыпью на два человеческих роста над плоскостью земли. Потом загребала на свои усредненные двадцать градусов. И тоже неодинаково: где и пятнадцать – с натягом, а где и все под тридцать – легко.

Через шестьсот метров после развилки брусчатка начинала терять крутизну траектории, входила меж двух запиравших ее холмика. Далее шла ровно сотню меж двумя густо заросшими скатами, потом выскакивала в чистое поле, где смыкалась с, притороченной к ней справа, "объездной".

Этот кусок и был моей зоной ответственности. К большой беде фашиков ни с самой дороги, ни с беспилотников, ни, тем паче, со спутника не было видно, что, идущие параллельно дороге, промоины за столетия проточенные дождями по всей площади подъема – шесть штук в радиусе километра слева, и восемь в километровой зоне справа – совсем не канавки, а нормальные траншеи от метра до двух с лишком в глубину. Огибая многочисленные, большие и малые холмики, смыкаясь и расходясь, они образовали то, что при нормальной позиционной войне называется "линиями обороны". Правда, противник не наступал по среднему срезу Родаковского бугра, а хотел лишь проехать по дороге. При нашем раскладе и занятии обороны внутри траншей, он бы, подставляя бока машин по всему флангу, шел ровнехонько по насыпи брусчатки параллельно моим стрелкам и не имел никакой возможности ни съехать с нее, ни развернуться в боевой порядок. Что, само по себе, уже – зер гут!

По уровням тоже непросто. Дорога, казалось, висит над землей. Насыпь в одном месте поднималась на целых восемь метров. Но, на самом деле, если исходить не из видимой глазу перспективы, а просчитывать траекторию гранатометного выстрела, полета снаряда, или пули, то оказывалась что дорога-то – в яме! Особенно с правой стороны, если смотреть по ходу выдвижения противника – снизу. "Зимняя" конкретно была выше.

Первые и самые мелкие промоины находились в семидесяти метрах с обеих сторон от дороги. Остальные, в среднем, тоже на таком же отдалении друг от дружки. Получалось, что я спокойно могу построить многоярусную систему перекрестного огня, не особо рискуя накрыть своих. Вопросы, конечно, были, но и у меня – не одна голова на плечах. Разберемся всем миром.

С установкой мин тоже – не особо сложно. Тем паче, мне пообещали решить проблему "без вопросов". Денатуратыч светился изнутри и снаружи. Когда я ему сказал, кто и как будет минировать, он, по-моему, даже миг нирваны испытал. Разговаривать более не хотел, рука требовала карандаш – остановить прекрасное мгновенье на схеме минных полей. Не хотел бы я оказаться в роли пехоты на той брусчатке.

Определившись в целом, решили проблемой маскировки и защиты стрелков заняться тоже загодя, не откладывая. Для этого необходимо отрыть внутри промоин – в боковых стенках у самого дна – ниши размером с человека, дабы туда, для начала, вместе с оружием, спрятать все засадные группы и потом, во время мясорубки, им было, где носы укрывать. И нор надо было нарыть: во-первых, с запасом, во-вторых, скрытно, и, в-третьих, надежно укрепить их от обсыпания.

Вот подготовкой к решению этой задачки я и нагрузил Ильяса Салимуллина.

В одиннадцать на базу влетел Петин УАЗик. Со Штейнбергом мы подружились в Северодонецке – несколько раз его минометы крепко нас выручили, пару раз сами под ними чуть не легли. Дело такое – алягеристое – всякое бывает. Батарея вначале входила в Буслаевский полк, а потом, с повышением, Иваныч забрал мужика к себе в бригаду и сделал личным резервом "Команданте". Минометчиков, вообще-то, хватало – и спецов, и самих самоваров, особенно в последнее время, но капитан – из наших, настоящих, проверенных бойцов.

Все считали Петю евреем, хотя он числился чистым немцем. Родился в благополучно забытом им Казахстане, а на Луганщину попал в невинном детстве, с переездом родителей. С шуточками он соглашался, кивал головой, гортанно курлыкал "я, я – юде!" и, кажется, от души забавлялся.

Внешне, без вопросов – вылитый аид или даже, фольксдойче… правда, с ярко рыжим лейблом через все курносое, веснушчатое лицо – "Made in Rjzan". Но даже откровенная славянская внешность не смущала особо продвинутых ценителей чистоты расы: "штейн"? значит – "берг"! Хорошо хоть у нас народ, уже сполна вкусив "сладких" плодов прикладного национализма, за один вопрос: "Какой ты нации?" – мог, не особо взирая на статус вопрошателя, банально начистить тому харю.

Как по мне, Пете вообще было начхать на национальности. Хотя, как сам рассказывал, в подмосковной Коломне, где он успел закончить военно-артиллерийское училище, старшие товарищи из курсантиков особо по-первах от души забавлялись, напоминая "товарищу Петерсу" о вездесущей пользе немецкой пунктуальности – в караулах, уборках да в нарядах по кухне.

Над своими минометами капитан откровенно посмеивался и всерьез их за артиллерию не считал. Говорит: "За две бутылки водки – обезьяну научу"! При всем этом стрелял – снайперски да народ свой гонял – всем бы так подготовкой личного состава заниматься.