Дело Каллас - Ален Жермен

– Желаю удачи, мадемуазель!

Сара открыла глаза. Увидела обращавшуюся к ней хористку. Лицо вроде бы знакомое. Где же они встречались? Ах да, конечно! Они вместе были на репетиции…

– Благодарю, вы очень любезны.

– Меня зовут Сента.

– Да, да, я помню, – солгала она.

– Правда?

До чего же наивна эта девушка!

– У вас небольшой акцент, вы не англичанка?

– Я из Швейцарии, из Гризона.

– И давно вы в Англии?

– Почти пять месяцев. Это мой первый контракт. Меня пригласили только на эту постановку. Я заменяю одну штатную хористку, которая ушла в декретный отпуск.

Вот пристала! Она, похоже, не остановится, всю свою жизнь расскажет. Как бы полюбезнее избавиться от нее? Вообще-то актрисы на маленьких ролях значат многое: именно они разносят слухи, создают ту или иную репутацию. Они частенько добывают информацию для бульварных газетенок, так что обижать их не стоит.

– Я так боюсь, дорогая Сента, так боюсь, что окажусь не на высоте. Представляете, я даже предпочла бы умереть, как бедняжка Дженнифер, нежели обмануть ожидания моей публики.

Ну вот, теперь ей будет о чем посудачить! Другие наверняка добавят разную отсебятину, передадут дальше… Там тоже добавят, и покатятся слухи, недостоверные, но эффектные!

– Простите, я вынуждена вас покинуть, мне нужно идти на сцену. С удовольствием буду вспоминать о нашей встрече.

– До свидания, Сента!

Уф, отделалась! Может, и не зря поболтала с этой никчемной певичкой!

Сента Келлер сделала вид, будто идет к остальным хористам, но, убедившись, что никто за ней не наблюдает, вошла в артистическую уборную, служащую для быстрого переодевания. Там ее уже ждали Джейн, оба инспектора, Эрнест Лебраншю и доктор Роберт Джонсон. Когда миссис Джонсон рассказала ей о плане своего сына, первым ее побуждением было отказаться. С другой стороны, ей так надоело быть неприметной в общей массе хористов, что, подумав немного, она согласилась: очень уж хотелось сыграть главную роль, хотя бы на время, в кулисах. Правда, на ней будет костюм убитой солистки. Эксперимент, безусловно, опасный, но многообещающий.

– Ну и как она вам показалась? – спросил ее инспектор Джонсон.

– Немного рассеянна, озабоченна. А вы, возможно, правы: глядя на нее в другом свете, я почувствовала, что эта женщина была бы способна раздавить любого, кто окажется на ее дороге.

– Вы еще не отказались поучаствовать в эксперименте? – спросил Легран.

– Нет, но боюсь не оправдать вашего доверия. Примадонна – роль нелегкая.

– Не беспокойтесь. Репетиция у вас прошла великолепию. Доверьтесь Джейн и ее команде волшебников. Они вас так преобразят, что вы сами себя не узнаете! – приободрил ее Эрнест Лебраншю.

– Это мы можем, – поддержала его костюмерша, которой не терпелось поморочить голову своей хозяйке.

Сотни зрителей так и не смогли попасть в Королевский оперный театр. Уже с пяти утра к театральной кассе выстроилась длинная очередь. Однако касса открылась только в десять, и приобрести можно было лишь несколько билетов в глубине ярусов, да непроданные неудобные места. У Эрнеста Лебраншю было забронировано кресло в центре первого ряда. Он заранее решил побывать на втором представлении, чтобы послушать оперу в другом составе, с Дженнифер Адамс в роли Кармен. Ввиду сложившихся обстоятельств его читателям крайне интересно будет узнать его мнение. Что касается Жилу, то ему удалось, смешавшись с группой американских туристов, проскользнуть без билета. В больших театральных залах всегда почему-то остается несколько незанятых мест. Так что в последнюю минуту, когда начинает гаснуть свет, вполне уверенно можно сесть на одно из них. Он так и сделал. Ему досталось кресло во втором ряду, как раз за спиной критика из «Мира меломанов». Об этом можно было только мечтать: ведь он мог одновременно следить и за своим соперником!

Сенту на сцене заменила дублерша. В медицинской справке, выданной мисс Келлер доктором Джонсоном, говорилось, что петь она не может из-за болезни горла, но температура у нее нормальная и ей разрешено стоять в кулисах и помогать, если это необходимо, своей заместительнице на выходах. Таким образом, ее присутствие на месте преступления было оправдано и никого не удивляло. Помаячив там до начала представления, в разгар действия она смогла уйти незамеченной. В спокойной обстановке Сента вживалась в предстоящую ей роль. Прислушиваясь к себе, она тихо напевала отрывок из партии, которую знала наизусть:

Браво! Браво! Но напрасно я старалась…

Право, очень грустно

Танцевать мне без оркестра.

Благословенна музыка,

Что изливается на нас с небес!

На пути Кармен встал Хозе.

– Куда идешь ты?

– Дай пройти… – дерзко отвечала цыганка.

– Мужнина, которому кричат, – твой новый любовник!

– Оставь меня! Отстань!

– Клянусь, ты не пройдешь. Кармен, за мною ты пойдешь.

– Отстань, Хозе. С тобой я не пойду.

– Ты с ним увидишься. Скажи… так любишь ты его?

– Люблю! Люблю его, хоть смертью угрожай, я буду повторять: люблю!

При слове «смерть» трепет пробежал по залу. До этого момента представление развивалось благополучно, однако все побаивались кровавого финала оперы. Находившиеся в кулисах ответственные за постановочную часть, техники, бутафоры, костюмерши, пожарные затаили дыхание. Напряженность нарастала. Леденящий страх царил в театре; страх этот нагнетался хором и анахроническими фанфарами, звучавшими на арене позади сцены.

– Виват! Какой прекрасный бой! – слышалось сквозь неистовое звучание труб и хора восторженной толпы.

Горе Хозе странно контрастировало с праздничной атмосферой.

– Нет, клянусь, ты не пройдешь… Кармен, со мною ты пойдешь!

К ней вплотную приблизился угрожавший ей тенор. Саре очень не нравился ее партнер. Очень уж фальшиво он играл. И все же она должна была его терпеть. В этом и заключается профессионализм: не показывать своего отвращения, создавать впечатление сыгранности. Комедия, да и только! Ко всему прочему, у него нехорошо пахло изо рта, а вдобавок он брызгал слюной.

– Нет! Нет! Никогда!

Отважная меццо не испугалась, наоборот, с вызовом наступала на него.

– Надоело мне грозить тебе!

Стоя лицом к лицу, экстравагантная пара все больше горячилась.

– Ну что ж, ударь меня и дай пройти, – крикнула цыганка.

Их взаимная ненависть на фоне торжествующего хора толпы не была притворной. Он тоже относился к ней с отвращением.