У любви есть время - Екатерина Шерив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он замолчал, и это заставило Аэлиту остановить на нём свой взгляд.
– И… что? – пробормотала она, бегая глазами по его сосредоточенному лицу.
– … и думаю о нашем вчерашнем поцелуе.
Он шагнул навстречу ей, от чего сделал расстояние между ними невыносимым для Аэлиты. Она хотела уйти, но сзади неё оказалась стена.
– Не подходи ко мне так близко! – сказала она, приподняв руку и выставив указательный палец наверх. Это создало преграду между ними, и Павел немного «сдал назад».
– Я предупреждаю тебя, полезешь опять ко мне целоваться, я заору.
– Не думаю, – он сделал паузу и улыбнулся. – Ты такая красивая… ты похожа на сундук с сокровищами, который пока закрыт для меня… Что же мне сделать, чтобы его открыть? Я не знаю…
Его глаза просвечивали её как рентген. От этого она почувствовала, как будто ей перекрыли кислород, и ей стало труднее выдыхать из себя воздух. За пару секунд кислорода в ней скопилось столько, что она с трудом сдерживала дыхание. И тут случилось чудо: послышался щелчок. Стиральная машина сделала своё дело. И как вовремя!
Аэлита дёрнулась с места. Исчезнув из поля его зрения, она ворвалась в ванную комнату и закрыла за собой дверь.
Громко выдыхая из себя скопившийся воздух, она почувствовала своё бешеное сердцебиение. Что же с ней происходит? По идее, ей не должно быть трудно отталкивать Павла. Ведь в том, что ей был нужен не он, она была уверена. Проблема была в том, что Павел ни о чём её не спрашивал, а просто делал так, как ему хотелось. Его непредсказуемость вызывала у неё растерянность.
Слава богу, что скоро всё закончится. Несмотря на то, что это случится уже завтра, Аэлита чувствовала, что время тянется так…
Рубашка!
Опомнившись, Аэлита вытащила рубашку из машинки. К её радости она была почти сухой.
Она вышла на балкон и развесила рубашку. Дул сильный тёплый ветер. Какое счастье!
– Аэлита?
Она вздрогнула, почувствовав, что Павел встал в дверном проёме.
– Чего тебе? – спросила она, не глядя на него.
– Извини меня. Я обещаю не торопиться и дать тебе время. Я понимаю, как тебе сейчас трудно.
Аэлита протяжно выдохнула, опустив голову и положив обе руки на бельевую верёвку. Побыв пару секунд в таком положении, она медленно развернулась к нему:
– Если ты понимаешь, насколько мне трудно, значит это были последние слова, которые я от тебя услышала сегодня, верно?
– Верно, – ответил Павел и, отойдя в сторону, открыл ей путь из балкона в комнату.
Аэлита прошла к дивану, села на него и схватила журнал.
Она заметила, что Павел отошёл к балконному окошку и стал разглядывать вид.
Не прошло и десяти минут, как Аэлита снова отправилась на балкон, проверить, не высохла ли рубашка. Она услышала, как Павел, глядя на неё, усмехнулся. Дотронувшись до влажной ткани, Аэлита вздохнула и вернулась в комнату, а потом снова уселась на диван.
Просидев несколько минут за машинальным перелистыванием страниц журнала, она опять пошла на балкон. На её счастье рубашка оказалась чуть влажной. Аэлита сняла её с верёвки и направилась к столу. Она чувствовала, что Павел не отрывал от неё глаз, но старалась не показывать, что замечает это.
Она открыла верхний ящичек стола и достала оттуда чёрные нитки с иголкой и ножницы. Снова, заняв место на любимом диванчике, она изо всех сил старалась сосредоточиться на шитье.
Чтобы немного ослабить напряжённую обстановку, Аэлита взяла пульт и включила телевизор. Она даже не взглянула на экран. Пусть только эта убийственная тишина разбавится любыми бормочущими звуками.
Шум телевизора помог Аэлите отвлечься от прикованного взгляда Павла, и она быстро расправилась с шитьём. Ей даже понравился результат: шов выглядел таким аккуратным, ровным, просто ниточка к ниточке и почти незаметным. Аэлита догадывалась, что Павел, переступив порог своего дома, скорее всего отправит эту рубашку в мусорное ведро. Но, не смотря на это, она была рада, что смогла взять себя в руки.
Пришёл черёд глажки. Аэлита почти забыла, что Павел был где-то рядом. Осталось совсем чуть-чуть, и она сможет сказать ему долгожданное «теперь можешь валить отсюда». В её голове эти слова звучали как строчка из песни. Ей не терпелось сказать это ему в лицо, поэтому утюг скользил в её руках точно нож с маслом по бутерброду. Несмотря на приличный темп, всё у неё получалось замечательно. Не прошло и пяти минут, как рубашка была выглажена идеально, без единой складочки.
Аэлита в предвкушении сделала глубокий вдох и зашагала в сторону, где стоял Павел. Протянув ему рубашку, она спокойно, но выделяя при этом каждое слово, произнесла:
– Теперь можешь валить отсюда.
***
Аэлита стояла в коридоре своей квартиры и смотрела на себя в зеркало: белоснежное платье, фата – всё так красиво и омерзительно одновременно. Если бы это была её свадьба с Максимом, но…
Несмотря на неприязненное отношение к этому событию, Аэлите пришлось признать, что выглядела она шикарно: лёгкий макияж, её длинные распущенные волосы, атласное платье с кружевом, расшитым крупными стразами, о котором можно было только мечтать, болеро с кружевным узором на плечах, перчатки и туфли – всё это делало её принцессой.
Изабелл не могла наглядеться на дочь, то и дело повторяя как она прекрасна. Но Аэлите хотелось снова стать той девчонкой из Полуночного, которая полюбила одного благородного доктора…
Господи, какая же она глупая! Ведь кошмар скоро закончится! Осталось только дождаться Павла, доехать до ЗАГСа и всё! Потом они с Максимом уедут. Аэлита невольно улыбнулась и заметила, что мама внимательно наблюдала за ней.
Ей надо быть осторожней. Улыбки на потом! Сейчас она должна выглядеть невесёлой, иначе Изабелл почует неладное. Аэлита знала, что в отношении мамы никаких ошибок допускать нельзя. Поэтому она тут же сменила выражение лица: улыбку спрятала, губы поджала, а брови сдвинула.
– Дочка, ты просто красавица! – щебетала Изабелл.
– Мне всё равно, мама. Пусть хоть на мне был бы королевский наряд и куча бриллиантов. Ничто не сможет изменить моё настроение.
– Лита, твоё настроение изменится, как только ты поймёшь, что поступила правильно. Поэтому перестань строить недовольное лицо и улыбнись пошире. Ты уже без пяти минут замужем.
У Аэлиты слова матери вызвали раздражение. Но начинать заново этот разговор не имело смысла. Она просто тяжело вздохнула.
– Лита, просто доверься мне, хорошо? – Изабелл подошла к дочери