Мастер Хаос - Евгений Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А-а, вот ты где,- услышал он вдруг русский скрипучий голос и, резко разлепив веки, внезапно понял и вспомнил все: нервное лицо, наполовину закрытое темными очками, склонилось над ним, тонкие губы шевелились.
10.2. Дело было в Швеции, на острове Готланд. Странные штуки тут со временем, прямо, как у Альберта Эйнштейна, понимаешь. Ведь только тогда, когда часы на церковной башне пробили двенадцать, Анна Вронски вдруг сказала мне (в черновом переводе с подстрочника):
- Вы - русские, а есть наука, культура, наконец, цивилизация, хотя я не хочу говорить ничего дурного о Достоевском, Солженицыне и Иосифе Бродском. Это же не то, что Шолохов, который получил Нобелевскую премию неизвестно кого. Моя мама рассказывала, когда немцы покидали город, они распространили плакат: русский солдат-освободитель стреляет во врага из винтовки вошью. И хотя то был советский, ощущение этого до сих пор царит в наших головах.
А знак мысли, что Европа есть единое целое, ты можешь приобрести, посетив местный музей древностей Готланда. Там есть карта походов викинга внутрь Европы, включая Новгород, Киев и Холмогоры. Викинг, да, он разграбил город Прагу и вывез оттуда "Серебряную Библию" на готском языке, которого больше нет, но его изучают в университетах. Викинг был та самая связь постепенного цивилизирования пространства от лесов Урала до балтийских вод, которая, если бы не прекратилась, дала бы совсем другую карту. Ты, конечно, скажешь, что то была одна кровь, кровь да кровь до самого конца девятнадцатого века, если не считать в двадцатом Гитлера и Сталина, но то есть путь цивилизации, который Россия проходит обратно. И если ее организовал Рюрик, то это она победила Рюрика, а он ее нет. Хотя и в шведской истории был один король Карл Юхан, который пришел из Франции, где был сыном адвоката, но потом приехал в Швецию, где его избрали королем во время Наполеона, и он основал небольшую династию, которая правит до сих пор. А в России цари растворяются в просторах, которые русским самим не нужны, но отдавать даром жалко, а еще говорят, что иностранцы - скупые. Но это история, а цивилизация-то будет совсем иное, ближе к науке и культуре. Про русскую науку я говорить ничто не могу, потому что то есть звонкая наука от кто изобрел радио Попов до академика Сахарова, великого человека. Но ты сам, может, мне сказал сегодня, что космос не есть для тебя хорошая резервация, потому что выкачивает деньги из народа, не дает строить теплый ватерклозет и создавать общую инфраструктуру дорожного движения по всей стране до мелких ее мест и местечек. Так за что борется такая наука, если есть таблица Менделеева, а клозетной бумаги в Советском Союзе не было, хотя говорят, что теперь при демократии ее хоть жопой ешь? То не мои слова, а, наоборот, твои, и я не хочу все поливать одним цветом, как ночь, но зачем все, что творит наука, есть одно разрушение, горе и смерть, особенно если тоталитаризм? Третий мир, что развратили не деньгами, а ракеточкой да калашников-автомат, зачем? То не есть цивилизация так, как европейская, но ты будешь прав, если скажешь, что американ тоже нецивильный и воевал индейцев, как русские эвенков и чукчу. Но ты так не скажешь, поскольку русские любят американов, а те гордятся ими. Как говорят, два ботинка - пара, вам бы еще и третий сапог - Китай, да у мира всего две ноги, и больше сапогов вам не треба. То шутка, но вы сами не разберетесь, пока мы вам не дадим прикурить мирно. Потому что европейско есть европейско, как Достоевский сказал, не то Толстой, и европейско свое возьмет рано или поздно в таку же лунну ночь, как ща, ли при свете солнца - неважно. И вот что в вас остается у разбитого корыта, так едина культура и спирит, которым вы так гордитесь с утра до ночи, как пьете водку. Что ж, может, тут и есть правда да едина ваша надежда на цивилизацию, которая тоже дружно надеется на вас таких, если кто, как Тарковский, кто здесь на Готланде съемку делал его звонкого "Жертвоприношения", или Юрий Петрович Любимов, который, храбро борясь с большевиком, и сейчас поставил "Марат-Сад" Петера Вейса, троцкиста, чтоб ему пусто было - этому коммунисту Троцкому, кто хотел разграбить Варшаву, как викинг Прагу, да руки коротки, зато альпеншток длинный. Но вы нам если дадите культуру, то от нас берите цивилизацию, а то ченч будет не туда и возникает Чечня. Когда культуры много, а жопа гола, то возникает агрессия, как милитаризм. Ваш авангард весь дюже милитаристичен, хоть и Хлебников ты есть, а все хочется трахнуть Европу, как быку, и то есть не та традиция, которая прохиляет передовой сейчас, когда - sexual harassment и доступная маскулинизация. Тогда тут ваш крепкий штырь не пройдет, не нужно, как тогда, когда все были нежные до начала середины века двух братьев-разбойников Сталин - Гитлер, один из Австрии, другой - Гуталин. Но я и то, другое вижу, что в вас на сей день нежность больше дышит, чем раньше, когда Иван вошь в винтовку заряжал с того немецкого плаката, а то, может, она была всегда, да мы вашу нежность не разумели...
Долго она еще говорила. И только когда часы на церковной башне пробили двенадцать, мне удалось ответить ей.
- В порядке постановки тобою идиотских вопросов, дорогая Анюта, снабженных аппаратом поверхностных знаний ни о чем, ты допустила отдельные антирусские высказывания, на которые мне, собственно, наплевать, потому что я слишком уверен в могуществе своей родины и ее небывалой способности что ни день поражать мир той широтой русского человека, о которой толковал упомянутому миру упомянутый тобою Достоевский, предупреждая: "Люди, будьте бдительны", как Юлиус Фучик из упомянутой тобою Праги, имени которого до сих пор есть улица в Москве, даром что он был коммунист. Потому что секс, Танатос и водка - вот те три кита, на которых держится Россия, а Духовность, о которой ты сегодня столько много говорила,- это российский воздух, одним из составных элементов которого является изрядная порция веселящего газа, от которого вечно все в России пляшут, поют и занимаются не своим делом, как химик Бородин. Достоевского я никогда не видел, зато Бродского и Солженицына - да. Первый из упомянутых поразил меня тем, что выглядел старше своих лет, зато Александру Исаевичу только слепой с минусом зрения больше десяти мог бы дать его восемьдесят. В чем тут дело, я не знаю, и пусть об этом спорят западники и славянофилы, а я лучше буду о сексе и Танатосе, потому что о водке я уже все сказал раньше.
Собственно, в долголетии нет ничего хорошего, особенно для художника. Диагноз этот не нов, его поставил один сумасшедший из Дублина, которого звали не Леопольд Блум, а Джонатан Свифт. Применительно к Тарковскому это означает, что тех фильмов, которые он успел снять до своей ранней кончины, народу хватит вполне, а все остальное, если бы было, рисковало оказаться нужным только ему самому и вполне могло бы привести мастера к отрыву от народа и той почвы, на которой он стоял обеими ногами, как Антей, хоть и жил последние годы за границей, справедливо опасаясь гаснущих, как свечки, большевиков. "Главное в профессии пулеметчика - вовремя смыться",- гласит циничная советская пословица, и она, как и все пословицы этого ряда, совершенно точно и философически отражает истинное положение дел по этому вопросу, по крайней мере в России, не говоря уже обо всем мире, о котором я судить пока не берусь, ибо не собрал еще достаточное количество сведений о жизни для экстраполяции своих глобальных выводов на всю человеческую цивилизацию, а не только на российскую, где мне равных можно сыскать только с помощью милиции и ее плакатов, аналогичных тем, что на Западе оснащены заголовком "WANTED". Или взять Шолохова. Когда я спросил одного шведа, который общался с нобелиантом во время выдачи через него Советскому Союзу больших денег динамитчика Нобеля (очевидно, на борьбу за мир с упомянутыми тобой китайцами), что он о нем думает, тот кратко ответил: "Свинья!" И повторил это слово около десяти раз практически без акцента. "Ну, зачем уж так сразу?" - помнится, подумал я, но поскольку не я разговаривал с Шолоховым в Стокгольме, а мой собеседник, то какое мне дело до того, что каждый о другом из этих "шестидесятников" думает? Но я отвлекся, дорогая Аннет, Анни, Энн, Нюра, Ню... И, прежде чем перейти к вопросам секса, я, пожалуй, исполню тебе песню, которую мне спел месяц назад в поезде, идущем из Аахена (Германия) в Кельн (тоже Германия), один пьяный чех, одетый весьма прилично в твид и букле, с трубкой, тростью, жилеткой, часами, газетой, но только совершенно пьяный. Чех пел мне на мотив "Лили Марлен":