Невыносимые. До порога чужих миров - Ирина Лазаренко

Элай раздраженно дернул плечом, но объяснять про чутье нутра не стал. Он вообще не любил что-либо объяснять, считая, что кто не дурак – тот без пояснений все должен понимать, а теперь вот он сам ничего не понимал и, значит, был дураком, но… Но как объяснить, что, когда тетка сказала: «А Раня-то с рассвета не было», – у Элая что-то оборвалось в груди, ухнуло в живот и стало там леденеть? Засмеют же…

Алера сердито захлопнула калитку и решительно пошла обратно по дороге, по пути подхватив друзей под руки:

– Ла-адно, давайте мы сей вздох вернемся к Суджаму и все там выясним! Да, мы приведем рехнутого эльфа к свихнутому гному, и в этой истории тут же появятся новые краски, смыслы и толки!

Алера действительно разозлилась на дурацкое поведение Элая и на то, что ей никак не дают уйти домой спать, но по дороге тревожность эльфа как-то передалась и ей, и Тахару, вечер действительно стал казаться зловещим и странным, ночное небо – слишком темным, и луна в нем перемигивалась со звездами издевательски, и шорохи вокруг множились мурашечно и слишком громко, и все больше хотелось ускорить шаг, закричать, побежать – и бежать быстро-быстро, не смея ни оглянуться назад, ни посмотреть вперед, потому что когда добежишь… Друзья все прибавляли шаг, пока он не стал походить на рысь.

Уже перед крыльцом дома Суджама Алера вдруг остановилась, поняв, о чем они забыли узнать у односельчан и что чутьем нутра сложил в своей голове Элай, услышав историю о списке магистра Дорала. И еще Алера поняла: все эти дни ее саму скребло и царапало то же самое чутье нутра, только она не обращала на него внимания, поглощенная своим бурным летом и близостью друзей… Нет, не так – оно начало скрести и царапать загодя, еще до того, как все начало случаться, еще до того, как в поселке прозвучало первое слово о магистре Дорале!

– Кого. у Ал еры пересохло в горле, она кашлянула. – Кого выделили в сопровождающие этому магу?

– Что? – глупо переспросил Тахар.

– Хобур говорил, мы должны были дать магистру сопровождающего. Чтобы водил его по окрестностям и…

– Вот где носило Раня! – воскликнул Элай, длинно выругался, взлетел на крыльцо и пнул еще незапертую дверь.

Но пинать двери было уже поздно.

Когда они взбежали по лестнице на второй этаж, на звук зычной ругани Суджама, в комнате обнаружились только сам кузнец и маг – долговязый темноволосый мужчина, молодой, растрепанный и похожий скорее на ученика Школы, чем на магистра. Чуть вытянутое лицо придавало ему немного изумленный вид, но глаза полыхали сердитым синим огнем.

В комнате пахло горелым.

Магистр дергал за цепочку медальон со знаком Школы— полуразвернутым Трифоновым крылом, словно призывая его в живовидцы, и тщетно пытался переорать Суджама:

– Нет, я не виноват, что ваш парень был тугоумным! Школа не в ответе за тугоумных!

– Нет, ты виноват, бдыщевый хвост, троллий брат, ты виноват, жопа дохлого осла! – заходился Суджам и махал руками, становясь похожим на полевика, бешеного и кусачего.

– Вовсе нет! Я говорил ему, что ларец защищен заклятием! Я всем это говорил! Если он не понял – он идиот, а идиотов вы не должны были подпускать к представителю Школы!

– Это ты его убил, скотина магическая, тварь патлатая и… и жопа дохлого осла! Чумного, мать твою, дохлого, вонючего осла!

На крышке сундука стоял небольшой ларец из черного дерева.

На полу перед сундуком высилась горстка пепла.

К организации похорон в Ортае подходили со всей серьезностью и торжественностью. В прежние времена, до того как Предания Божинины были найдены и явлены миру, у каждого народа существовали свои традиции и обряды, но за истекшие с тех пор триста лет почти везде они пришли к единообразным, Божине угодным.

Следоуказательные тексты (а исходные списки сохранились только в библиотеках Магических Школ и в государевых канцеляриях) говорили: после того, как душа покинет тело, ей требуется дать ночь на размышления, чтобы без гнева и сожалений принять прожитую жизнь, тем самым преисполниться исконной мудрости и привольно полететь к порогу Божини, дабы праздновать небытие до тех пор, пока не захочет постичь новую мудрость, воплотившись в новом теле. И поскольку душа после смерти не улетает далеко от тела, – важно беречь ее покой, а не смущать плачем и воплями, отвлекая от дороги просветления. Потому умерших как можно скорее перевозили в божемольню, где жрецы читали над ними отходящие молебства, должные направить душу на путь мудрости, а родню и друзей покойного в это время нужно было держать подальше, потому как проявления скорби душу тревожат, смущают и отвлекают, а отвлекшись, может просветлеть недостаточно и потом не суметь отыскать путь к обители Божини, остаться вечность блуждать в Холодном Нигде, а то и забрести ненароком на берега медовых рек, где бдыщи мучают грешников.

Родня покойного в это время занималась приведением его дома в порядок. Надлежало убрать все старые и сломанные вещи, починить поддающееся починке, навести чистоту и напечь пирогов. Родня и друзья умершего появлялись лишь на поминках, на похороны их тоже не допускали: им надлежало запомнить умершего таким, каков он был при жизни, потому все погребальные хлопоты брала на себя община.

Корни всех этих традиций были, если присмотреться, человеческими: в свое время люди так много сделали для распространения Преданий Божининых, что и сама вера считалась немного их, людской, хотя до Божини и Преданий человеческие верования были совсем другими, так же, как оркские, гномские, эльфийские. Правда, люди, в отличие от всех других рас, теперь толком и не помнили, во что они тогда верили. В любом случае, теперь обычаи были именно такими почти повсюду в четырех краях Идориса, а что до остальных двух краев – кто и что может сказать точно о Недре и Даэли? Но случалось и так, что гном выражал желание после смерти быть преданным камню, орк – воде, эльф – духу предков.

И всем было понятно, какой обряд погребения выбрал бы для себя эльф, не потерявший связи с исконцами.

– Я везу его в Эллор, – очень спокойным голосом произнес наконец Элай.

Друзья сидели на крыльце дома кузнеца, бессмысленными взглядами таращась в ночь. Уже довольно долго сидели, молча, погрузившись в свои мысли, хотя мыслей, кажется, и не было – только звонкая пустота в голове. Алере казалось, что она вообще не сможет больше говорить, потому что слова стали такими маленькими, жалкими, в них не было никакой нужды и не было того, в чем нужда была. Несколько раз, чтобы проверить, она пыталась что-то сказать и не могла себя заставить издать ни звука.

И вообще, сей вздох слово было за Элаем, хотя ни Алера, ни Тахар не сомневались, что он захочет отвезти прах в земли исконцев, но все же, когда эльф подал голос, друзья вздрогнули.

Тахар провел ладонями по лицу и повернулся к Алере. Она, задрав голову, глядела на ущербную луну, а та с приклеенной улыбкой перемигивалась со звездами, ненастоящая и неправильная, как очень усталый ярмарочный потешник, мечтающий лишь о том, чтобы добраться до дома, смыть с лица мел, упасть на кровать и больше никогда в жизни не рассмеяться.