Инквизитор. Утверждение правды - Надежда Попова

Подробности того, как убивали брата, Рудольф выслушал дважды. В деталях. Запомнив каждое слово. Ради удостоверения в правдивости всего сказанного, разумеется, выживший был допрошен еще не раз, допрошен так, чтобы не осталось возможности и силы солгать или утаить что-то, а сам он тогда, в лето 1381 ante Christum, впервые попрал завещание отца, поучавшего советоваться с конгрегатами по любому поводу, каковой затрагивает интересы Империи и может повлиять на ее судьбу.

Поход на хорватов, вне всяких сомнений, оных интересов касался как нельзя ближе, но решение было принято единолично, ничьи советы и наставления этого решения переменить не могли, и в хорватские земли он вломился, как насильник в девичью спальню, – стремительно, грубо, жестоко. Его войска провели в этой стране шесть лет, избивая людей, громя селения и сокрушая города; время от времени под руку попадались разрозненные отряды турок и венгров, которые отправлялись вослед своим убитым союзникам. Порою попадались люди, наделенные неведомой силой, и Рудольф, не обременяя себя инквизиторскими умствованиями, убивал каждого, кого удавалось захватить, представляя себе в мыслях, что кто-то из них, быть может, тогда, в тот самый день, был на той дороге.

Когда спустя шесть лет он решил, что настала пора возвратиться домой, захваченная земля лежала перед ним, как та самая девица в одинокой и никем не защищаемой спальне, – обнаженная, обесславленная, растерзанная. С годами праведный гнев, порожденный убийством брата, не исчез, но все же угас, священный обычай мести за кровь не отменял реалий вполне приземленных, и проблемы мирские требовали своего решения. Война всегда была затратным делом, а тем паче война затяжная; невзирая на дозволение грабить все, до чего дотянется рука, рыцарство, делившее с ним военные тяготы, требовало полагающихся по всем правилам компенсаций, да и собственная казна, разоряемая в том числе ради взяток строптивым курфюрстам, нуждалась в пополнении. Прикинув все «за» и «против», Рудольф выставил на продажу захваченную Далмацию, каковую с великой охотой, даже лежащую в руинах, купила Венеция.

Сто тысяч. Сто тысяч полновесных дукатов… После не раз приходило в голову, что в эту цену он определил братскую жизнь. Не раз думал о том, не была ли его смерть лишь предлогом. Historia modum conjunctivum ignorat[26], это верно, но думать воспретить себе невозможно.

Эти сто тысяч, столь цинично обретенные после войны мщения, повернули в иное русло пусть не судьбу государства, но многое в его устройстве.

Еще при отце мелкая серебряная монета, выходящая из-под штампа здесь, в Богемии, была самой востребованной по всей Империи и даже за ее пределами. Пражский грош был удобен в обращении и ценился много выше куттенбергского серебра, из которого был произведен. Но рудник Куттенберга обеспечивал стоимость гроша самим собою – фактически залогом его ценности была сама Богемия, чем не раз и не десять тыкали в нос местные патриоты, обвиняя его едва ли не в попытке распродать собственную державу. И оставалось закрепленное за поместными правителями право чеканить свою монету, что давило не только на доходы казны, это подрывало столь тяжело строящееся имперское единство – отчаянная и упрямая idea fix и отца, и самого Рудольфа. И вот – произошли почти одновременно два события: в паре десятков миль от Карлсбада[27], в долине святого Йоахима, открыли новый серебряный рудник и – возникли те самые сто тысяч дукатов. Именно тогда Рудольф смог действовать – так же, как в войне с хорватами, быстро и четко, не давая противнику времени опомниться. Правом Императора выпускать свою собственную монету не пользовался до сей поры ни один из занимающих престол, хотя в соответствии со всеми договорами, буллами, законами и прочим это запрещено не было. А если не запрещено…

Быть может, отец и был прав, быть может, в большой политике Рудольф был не особенно даровит, но кое в чем и он смыслил неплохо. Первым делом провозгласив, что многочисленные жалобы торговцев, путающихся в курсе поместных денежных знаков, требуют удовлетворения, он объявил о начале штамповки собственной, императорской монеты, получившей название по монетному двору, установленному рядом с месторождением серебра в Йоахимстале, – «талер».

По особому указу монету обязаны были принимать в любой точке Империи, от Бжега до Франкфурта. Серебряный имперский талер вмещал в себя вполне определенное, четко установленное количество грошей и в обращении оказался еще более удобным: постепенно развивающаяся торгово-банковская жизнь Германии требовала введения монеты большего достоинства, нежели повсеместная разменная мелочь, но меньшего, чем золотые средства обращения. Талер приобрел популярность быстро, и не только потому, что деньги своих конкурентов Рудольф потихоньку, негласно и порою не слишком законно, выводил из обращения. Вполне легитимно он разошелся по всей Империи, к нынешнему времени выйдя и за ее пределы: кто-то из весьма популярных в вольных торговых городах иностранных дельцов назвал талер в своем годовом обозрении «долгожданной монетой среднего класса».

Наряду с этим, все так же не давая своим мелким королькам и курфюрстам времени на то, чтобы прийти в себя и среагировать вовремя, Рудольф выпустил и золотую имперскую марку, обеспечив ее полученными за Далмацию дукатами и также строго обозначив количество составляющих ее талеров. Правду сказать, здесь все же пришлось вступать в союз с Конгрегацией: те самые сто тысяч были размещены в одном из итальянских банков – размещены только и исключительно на неприкосновенное хранение, с запретом на их использование в сделках. То, что таким образом убирает баснословную массу золота с международного рынка, Рудольф, разумеется, понимал и сам, но без участия Конгрегации, а точнее своего серого кардинала, было бы много сложнее отыскать надежный банк, желающий иметь дело с изменчивым и непостоянным троном германского государства. Без Сфорцы сложно было бы получить гарантии того, что полновесные золотые дукаты действительно будут лежать без движения. Благодаря Сфорце процент за хранение золота был назначен смехотворный. Благодаря Сфорце колоссальный денежный груз был перевезен быстро, тайно и безопасно. Благодаря Сфорце…

Сфорцу он отблагодарил двумя черно-белыми щенками из своры, вывезенной в качестве трофея из Далмации, – от иных способов изъявления благодарности пройдошливый кардинал отказался. Щенков, однако, принял, прельстившись необычным окрасом далматинов, заметив, что для инквизитора-доминиканца лучшего сопровождения не придумаешь. Само собою, Рудольф был далек от мысли о том, что таким способом расплатился с нунцием, и лишь внес в список своих долгов перед Конгрегацией еще один пункт.

Имперская марка по весовому и стоимостному index’у приравнивалась к венецианскому дукату; любой желающий мог потребовать обмена имеющихся у него марок на дукаты, однако же до сих пор ни одного подобного случая зафиксировано не было. Использовалась новая золотая монета для крупных, в основном международных, сделок; внедрить же ее, подобно талеру, повсеместно не представлялось возможным – золото было редким, по большей части привозным, в пределах отечества почти не попадалось, в свете чего зальцбургские золотые рудники являлись еще одной причиной, по которой австрийские земли во что бы то ни стало должны быть неотъемлемой и полноценной частью Империи.