Время Тигра - Энтони Берджесс

Они летели с моста в январские темные воды.

– Так я подумал, может, захотите поехать, – сказал Нэбби Адамс.

– Да, – сказал Краббе. – Пошли, пива выпьем. – Он страдал от дневных неудач. – Садитесь, Алладад-хан. Я имею в виду, сила дудок.

– Шукрия, сахиб. – Алладад-хан с готовностью сел на один из четырех расставленных у стола стульев под вертевшимся вентилятором и разгладил усы, робко оглядываясь вокруг. Значит, вот где она живет. Красивая мебель от Министерства общественных работ, много книжек на неизвестном языке, цветные картины на стенах. На столике лед в ведерке и джин. Но где она?

– Думаю, моей жене вполне может поправиться, – сказал Краббе. – Выпейте джина, Нэбби.

– Нет, спасибо, – сказал Нэбби Адамс. – Воды не надо. Я просто так люблю. – И, не поморщившись, проглотил огромный глоток чистого спирта. Алладад-хан робко сделал то же самое и зашелся в приступе кашля.

– Вот в чем его проблема, будь я проклят, – ровным тоном сказал Нэбби Адамс. – Думает, может выпить, а не получается. Давайте-ка, – добавил он, – наливайте до ровного счета, пускай хоть с ведерко.

Не повезло, – она пришла именно в тот момент, когда он, Алладад-хан, покраснел под коричневой кожей от кашля, глаза полны слез, огонь в кишках. Ему хотелось быть спокойным, благовоспитанным джентльменом, говорить на тщательном английском: «Добрый вечер, мем-сахиб. Спасибо, мем-сахиб». Она пришла, изящная в тонком цветном одеянии, изящная и одинокая.

– Не обращайте на него внимания, миссис Краббе, – сказал Нэбби Адамс, спокойно оставшись сидеть. – Просто всю душу выкашливает.

Фенелла оценила. Всю душу выкашливает. Так можно было б сказать о любом поэте-туберкулезнике. Когда-нибудь надо это использовать.

– В Истане большой праздник, – сказал Краббе. – Интермедии, танцы.

– И две палатки с пивом, – добавил Нэбби Адамс. – Понимаете, день рожденья султана. Завтра, я имею в виду. Думаю, может быть, захотите поехать. Будете в полной безопасности с двумя мужчинами. И вон с ним, – кивнул он.

– Да, – согласилась Фенелла. – С большим удовольствием.

– Никакой спешки нету, – предупредил Нэбби Адамс. – До девяти не начнется. – И уважительно посмотрел на бутылки в буфете. Чертовски хорошая мысль пришла Алладад-хану явиться сюда с подобным предложением. Надо будет еще раз прийти. Наверно, у Краббе и пиво на кухне имеется.

Алладад-хан перестал кашлять. И теперь сказал с тщательной артикуляцией:

– Добрый вечер, мем-сахиб.

– О, – спохватилась Фенелла. – Добрый вечер.

– Немножечко запоздал, а? – презрительно заметил Нэбби Адамс. Потом долго говорил на урду. Алладад-хан долго отвечал на урду с томными горящими глазами. Нэбби Адамс хмыкнул и сказал: – Если не возражаете, я у вас сигарету возьму, мистер Краббе.

– В чем дело? – поинтересовалась Фенелла.

– Говорит, тяжело у него на душе, оттого что таким чертовым дураком выставился, – объяснил Нэбби Адамс. Потом задохнулся от ужаса. – Прошу прощения, миссис Краббе. Просто слово выскочило, я не хотел, тем более при леди, прошу прощения, правда.

Прощенный Нэбби Адамс выпил еще джина. Алладад-хан довольствовался шерри. Аллах, какой хороший напиток. Он облизнулся. Богатый, запашистый, подкрепляет. Аллах, надо будет купить.

– Не возражаете, если я в таком виде пойду? – спросил Нэбби Адамс. – Понимаете, не возвращался в столовую. Нам с ним поработать пришлось. – Оглядел свою рубашку в пятнах, длинные-длинные мятые брюки. – И ванну не принял. Только, по-моему, кое-кто чересчур часто моется. Нет, шутки в сторону, правда. Ну, я кое-кого знаю, кто дважды в день моется. Честно. Кейр, например. Вы его не знаете, миссис Краббе. И знать бы не пожелали. Скупой? Скупой, как чер… Жутко скупой. Принимать ванну ему никаких денег не стоит. Вот как он время проводит. – Тут Нэбби Адамс рискнул пошутить. – Я дьявольски хорошо сполоснулся на пароходе по дороге сюда, – сказал он.

– Правда? – сказала Фенелла.

– Хватит до конца срока службы.

Краббе переживал дневное унижение. Китайская брошюра оказалась катехизисом учения Карла Маркса. Он отнес ее Бутби, и Бутби зевнул. А потом говорит:

– Мне все об этом известно. Тот самый парень – как его там? – пришел и сообщил, что старается показать тем парнишкам, где коммунизм ошибается. Сообщил, что вы этому не слишком симпатизируете, а по его понятию дело учителей рассказать малайской молодежи правду о коммунизме. Ну, не пойму, чего вы шум поднимаете. В вашей программе написано. Минуточку. – Порылся в папке. – Вот. «Политические идеи XIX века. Утилитаризм. Бентам и Милль. Кооперативное движение и Роберт Оуэн». Вот оно. «Социализм. Карл Маркс и экономическая интерпретация истории». Ну, парень только пытался сделать то, что вы должны были сделать.

– До этого мы еще не дошли.

– Хорошо. Только не обвиняйте его за попытку сделать ваше дело. В любом случае, парень хороший. Вы сами так сказали в отчете, который я просил. Сказали, что он обязательно должен продолжить учебу.

– Говорю вам, мне это не нравится. Слишком попахивает тайным обществом. Вдобавок нарушаются правила насчет выключения света.

– Внутренняя дисциплина – ваша забота. Ко мне по этому поводу не приходите.

– Пока дело не касается обвинений эротического характера?

– Я не совсем понимаю.

– Когда молодые люди общаются с девушками в комнате пансионного боя.

– Да, – с силой подтвердил Бутби. – Кстати, вспомнил. Махмуд бен как-его-там из вашего пансиона. Его видели с девушкой на спортплощадке, рука об руку, мечта юной любви. Вы так ничего и не сделали, правда?

– Мне ничего об этом не известно.

– Вот именно, – с веским триумфом заключил Бутби. – А мне известно. Если ребятам хочется допоздна заниматься, готовясь к экзаменам, и из общего интереса, и всякое такое, тут вы начинаете вмешиваться. Может быть, потому, что не желаете этого видеть.

– Что вы хотите сказать?

– То, что сказал.

– Слушайте, Бутби, – сказал Виктор Краббе. – Как вам понравится хороший втык в морду?

Бутби изумился, разинув рот. Потом усмехнулся, а раз рот уж наполовину открылся, заодно решил зевнуть. И зевнул.

– Идите работайте, – приказал он. – Больше я ничего не скажу. Вы новичок, вот в чем ваша беда. В этой стране со многим можно справиться, если действовать спокойно. Научитесь.

Вернувшись бесконечно тянувшимся утром в пансион Лайт, Краббе имел тихую беседу с Шу Хунем. Мальчик на веранде вежливо слушал, вежливо отвечал, попивал апельсиновый сок.

– Я вам рассказывал, что происходит, сэр.

– Да-да, но вы мне всей истории не рассказали. Я хочу знать, что действительно у ребят на уме.