Не изменяя присяге - Александр Лоза

10:20 Снялись с якоря.

12:52 С линкора “Петропавловск” (5 — Щ) (А — Н — 6)

13:13 Ошвартовались в Лапвике у угольной пристани.

13:20 Загребли жар в котле № 3.

14:00 Начали погрузку угля.

14:50 Окончили погрузку угля. Приняли 18 тонн.

16:16 Эск. мин. “Сторожевой” ушел в Ганге.

Под парами котел № 1.

Мичман Воронин».

(РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 60382)

Запись в вахтенном журнале эсминца «Расторопный»: Загребли жар в котле требует пояснения. Корабельный паровой котел, работающий на угле, очень инерционен. Для резкого уменьшения выработки пара на угольных миноносцах поступали следующим образом: кочегары лопатами выгребали горящий уголь из топки парового котла на площадку перед ним, при этом резко уменьшалась его паропроизводительность, и, если требовалось, котел вообще мог быть выведен из действия. Эта работа была очень тяжелая, жар от раскаленного угля жег лица матросов, пот заливал глаза, легкие обжигал раскаленный воздух. Вахты кочегаров на угольных миноносцах считались одними из самых тяжелых.

2 октября, воскресенье, бухта Лапвик.

Корабельный день по распорядку, как обычно, начался с побудки в 6 часов 30 минут. Матросы вязали пробковые койки и выносили их на палубу для проветривания. В 6 часов 55 минут команда позавтракала. В 7 часов 20 минут дудки боцманматов пропели «Утреннюю приборку» по заведованиям. Воскресная приборка длилась по времени дольше и производилась тщательнее. Предстоял осмотр корабля командиром.

Мичман Б. Садовинский, проверявший приборку, прошел по верхней палубе миноносца от носа в корму, в сопровождении старшего боцманмата, проверяя качество приборки. Пока, ничего обидного морскому глазу им замечено не было, о чем свидетельствовала полуулыбка на жестком усатом лице боцмана. Бронза сияла, надраенная матросскими руками, краска была помыта, брезент обтянут, все концы подобраны и не размочалены, а у трапа в корме лежал новенький мат.

С верхней палубы мичман спустился в «низы». Здесь его встретил рапортом машинный кондуктор, и начался осмотр внутренних помещений. Носовое котельное отделение, кормовое котельное отделение, машинное отделение. По трапам вниз — вверх, вниз — вверх. Сгибаясь под нависающими паропроводами и трубопроводами, огибая маневровые клапана и штоки приводов вентиляции, мичман Б. Садовинский внимательно проверял чистоту и порядок, наведенные матросами в сложном хозяйстве инженер-механика мичмана Н. Т. Гуляева.

Мичман Садовинский не был педантом и с белым носовым платком не лез под пайолы, но он знал совершенно достоверно, что десятки матросских глаз смотрят на него, и если сейчас он ослабит контроль, то в следующий раз что-то может оказаться несделанным. Такова неумолимая, железная логика флотской службы — контроль ежедневный, ежечасный, без придирок и оскорблений, но строгий и не лукавый. Замечаний накопилось достаточно. Мичман дал время на их устранение и поднялся наверх, доложить командиру о готовности корабля к осмотру.

3 октября. В 14 часов 16 минут снялись со швартовых и совместно с миноносцем «Разящий» пошли в Ганге. По прибытии стали на якорь и кормовые швартовы у стенки в Ганге. Команду уволили на берег. С 3 по 6 октября миноносец находился в Ганге.

«7 октября 1916 года.

9:07 Снялись с якоря. Совместно с “Разящим” пошли в дозор.

17:00 Стали на якорь у входа в Нукке-Вормский фарватер.

17:06 Снялись с якоря для перемены места.

17:14 Стали на якорь. Глубина 6 сажень. Канату 25 сажень».

(РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 60382)

8 октября «Расторопный» вернулся из противолодочного дозора в Ганге. Затем перешел в Балтийский порт. Оттуда — в Ревель, где миноносец находился до 10 октября.

9 октября Балтийский флот потрясла весть о гибели в Севастополе линейного корабля «Императрица Мария». Мичман Садовинский знал некоторых молодых офицеров своего выпуска, служивших на «Марии», но сведений о погибших еще не было. По Ревелю поползли слухи, что взрыв на линкоре — это диверсия германской разведки.

Линкор «Императрица Мария», на котором держал свой флаг командующий Черноморским флотом вице-адмирал А. В. Колчак, взорвался 7 октября 1916 года. Новейший линкор, постройки 1915 года, получил серьезные повреждения носовой части в районе первой башни главного калибра.

В результате серии взрывов, через 56 минут после первого взрыва линкор «Императрица Мария» сел носом на грунт, накренился на правый борт и перевернулся. 225 человек погибло, 85 были тяжело ранены.

Через 39 лет, так же осенью, 29 октября 1955 года, на рейде Севастопольской бухты, при столь же странных обстоятельствах, на глазах всего города, погиб флагманский корабль советского Черноморского флота — линкор «Новороссийск», бывший итальянский линкор «Джулио Чезаре», постройки 1913 года. По странному и трагическому стечению обстоятельств, линкор «Новороссийск», как и линкор «Императрица Мария», также получил серьезные повреждения носовой части в районе первой башни главного калибра. Как потом выяснилось, пробоина достигала 150 квадратных метров. Через 2 часа 45 минут после взрыва линкор перевернулся и затонул. Погибло 609 человек.

Школьниками в 1962–1963 годах мы ухаживали за памятниками воинской славы, в том числе за памятником на вершине холма, рядом с братском кладбищем времен первой обороны 1854–1855 годов, на Северной стороне Севастополя. На постаменте, символизирующем башню корабля, стоял матрос с опущенной головой и держал в руках склоненное знамя. Надпись на памятнике была очень краткой и ничего не объясняющей: «Родина — сыновьям». Ни даты, ни названия корабля, ни фамилий офицеров и матросов на памятнике не было. Иногда кто-то приносил цветы или появлялись маленькие фотографии молодых матросов или офицеров, но их тотчас убирала администрация кладбища. Шепотом люди говорили, что это памятник погибшим на линкоре «Новороссийск» и что эта трагедия подобна той, что произошла до революции с линкором «Императрица Мария».

Много лет спустя, слушателем Военно-морской академии я ознакомился с отчетом Правительственной комиссии по расследованию обстоятельств гибели линкора «Новороссийск».

Как и в случае с гибелью «Императрицы Марии», формулировки причин обеих трагедий расплывчаты и двойственны: линкор «Императрица Мария» — самопроизвольное возгорание и взрыв боезапаса; линкор «Новороссийск» — взрыв боезапаса, вызванный старой миной, и там и там не исключаются возможности диверсии. Разница была в другом: в отношении к людям, к погибшим и к оставшимся в живых.

В первом случае — похороны с воинскими почестями, достойное продолжение службы живыми, памятник в виде Георгиевского креста, установленный на Корабельной стороне в Севастополе. Во втором — завеса секретности, замалчивание трагедии, вычеркнутые из жизни флота фамилии, невозможность собираться ветеранам «Новороссийска» открыто, под именем своего корабля. Больно говорить, но снесенный советской властью в Севастополе в 40-х годах памятник офицерам и матросам, погибшим на линкоре «Императрица Мария», до сих пор не восстановлен.