Турецкий транзит - Владимир Гриньков

Господи, взывал к небу Хеджи, я никогда в тебя не верил, но сейчас мне так плохо и мне не на кого больше надеяться! Помоги мне, господи, сделай так, чтобы я остался жить!

Небо было синее, ни одного облачка на нем, и ничего там Хеджи не разглядел, хотя всматривался. Когда он опустил глаза, то вдруг увидел бутылку. Пустую. Из-под пива «Эфес». Вполне возможно, что пиво выпил накануне выходных турецкий работяга, а потом поставил бутылку на бульдозерную гусеницу.

Хеджи до бутылки было – лишь руку протянуть. Он метнулся, схватил бутылку, в следующую секунду шустрой птицей вспорхнул на капот бульдозера, развернулся волчком. Чернолицый, хотя и с запозданием, лез на бульдозер за ним следом, и об его голову Хеджи бутылку и разбил. Брызнули осколки, чернолицый охнул и кувыркнулся с гусеничного трака, хлопнулся оземь, а Хеджи бросился на него сверху коршуном, оседлал, вонзил ему в грудь бутылочное горлышко – «розочку». Одежда чернолицего окрасилась кровью. Хеджи схватил оброненный врагом нож и резко распрямился.

Потрясенный видом столь скорой и жестокой расправы, Денис даже не шелохнулся – остался в отдалении, где по приказу чернолицего засыпал песком следы крови, и теперь со страхом следил за Хеджи. Бывший сосед Хеджи по автобусу, который спешил на подмогу чернолицему, тоже вдруг остановился, когда увидел нож в руках Хеджи.

Хеджи попятился к машине, не выпуская врагов из поля зрения. Склонился, подхватил свою сумку. Дошел до «Фиата», сел за руль. Ключа в замке зажигания не было.

– Придется детство вспомнить.

Ножом раскурочил замок зажигания, соединил провода напрямую, завел двигатель.

– Еще встретимся! – крикнул ему издали его бывший сосед по автобусу.

– Не приведи господь, – пробормотал Хеджи, – с такими придурками встречаться.

Газанул и уехал.

* * *

Хеджи не знал дорогу в Памуккале, поэтому ему пришлось вернуться в Денизли. Здесь он бросил «Фиат» в одном из переулков, взял такси и поехал в Памуккале. В отеле «Koray» ни слова не понимавший по-английски молодой турок долго не мог взять в толк, чего от него хотят. Только улыбался вежливо и кивал, когда Хеджи показывал ему газету с фотографией Полины. Потом пришел другой турок, постарше, и все наконец прояснилось.

Эта девушка здесь жила, сказал турок. Два дня и две ночи. А потом она уехала в Стамбул.

– А вы не знаете, где она в Стамбуле собиралась остановиться? – глупо спросил Хеджи.

Естественно, турок этого не знал. Это была катастрофа. Хеджи был в Стамбуле. Единственный в мире город, расположенный на двух континентах. Десять миллионов жителей, сотни тысяч домов, тысячи улиц. В этом человеческом муравейнике невозможно отыскать Полину. И получалось, что он потерял ее след.

Хеджи на такси вернулся в Денизли, а оттуда ночным поездом уехал в Стамбул.

* * *

Съемки в бывшем султанском дворце Топкапы проводили во вторник, когда там был выходной и вход для туристов перекрыли.

Хеджи шел через покои матери султана, глядя в объектив видеокамеры, и говорил при этом:

– Прелесть банных процедур, которые мы показали вам в бане Джагалоглу…

– Стоп! – сказал оператор и посмотрел на режиссера.

– Стоп! – эхом отозвался режиссер. – Что такое?

– Он не должен поворачивать голову, – сказал оператор. – Иначе видна щека.

Щека Хеджи была изуродована нанесенными ножом ранами.

– Идет и смотрит прямо! – сказал оператор. – И ни в коем случае не в камеру!

– Хорошо, – вздохнул Хеджи.

Вернулся в исходную точку. Снова пошел.

– Прелесть банных процедур, которые мы показали вам в бане Джагалоглу, была доступна подданным султана, но сам султан, живущий во дворце Топкапы, вряд ли мог получить истинное наслаждение, потому что даже в бане он не чувствовал себя в безопасности…

Хеджи переступил через порог.

– Это ванная комната султана, – пояснил он. – Обратите внимание на позолоченную решетку. Султан входил в помещение, закрывал за собой решетку и только после этого приступал к водным процедурам – даже во время купаний он боялся, что его могут убить…

Хеджи шел дальше, вот он оказался в покоях султана, где тот проводил время в кругу семьи.

– Вот ниша, здесь бежит вода, – продолжал рассказывать Хеджи. – И таких мест, где журчит вода, в султанском дворце немало. Но не подумайте, что здесь обитали такие чистюли, просто журчащая вода создавала шумовой фон, и султан мог не опасаться, что его речи услышат чужие уши…

Хеджи шел по коридору и продолжал свой рассказ.

– Вся жизнь султанского двора – это сплошная череда интриг. Высокопоставленные сановники Османской империи, все эти паши и визири, боролись за благосклонность султана, за высокооплачиваемые должности и даже за саму жизнь, потому что каждого из них султан в любую минуту мог передать в руки палача. Близкие султана, все его многочисленные жены и наложницы, тоже интриговали, и целью тоже были благосклонность султана и, по большому счету, сама жизнь, поскольку настоящей удачей было родить султану его первого сына-наследника – тогда можно не опасаться за свое будущее, но незавидной могла стать судьба тех, кто родил султану второго, третьего, четвертого сына…

Хеджи вышел на открытую площадку, откуда открывался вид на бухту Золотой Рог.

– Дело в том, что после смерти султана его сын-наследник прежде всего убивал тех, кто мог претендовать на трон, то есть своих братьев. Взошедший на трон Баязид I повелел задушить своего младшего брата, Мехмед II сделал то же самое, а Селим I приказал задушить не только двух своих братьев, но и их четверых сыновей, то есть своих племянников, самому младшему из которых было всего пять лет. Подобная жестокость не была чем-то из ряда вон выходящим, а воспринималась как нечто само собой разумеющееся и фактически имела силу закона. То есть подданные новоиспеченного султана ожидали от него, что он поступит именно так. И он так и поступал. Такие были нравы.

– Стоп! – сказал режиссер.

– Нормально? – спросил Хеджи.

– Более чем! Подобные страсти только и рассказывать с такой мрачной физиономией, как у тебя.

– Пошел ты к черту! – вяло огрызнулся Хеджи.

Режиссер приобнял его за плечи и сказал:

– Не убивайся так! Она уже давно дома, может быть.

Но Полины дома не было. Звонил ей Хеджи. Никто не подошел к телефону.

* * *

В последний день перед отъездом из Стамбула оператор решил снять город с высоких точек. Первая такая точка, Галатская башня, находилась в европейской части города, а вторая на холме Чамлыджа, за Босфором, в азиатской части.

Хеджи, который свою роль уже выполнил, хотел увильнуть, но режиссер ему этого не позволил. И, как оказалось, не зря, потому что и для Хеджи нашлась работа в кадре.