Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов

Корнилов был оскорблен до глубины души и был уверен, что Керенский находится в цепких лапах Совета. Лукомский послал министру-председателю телеграмму, которую закончил словами: «Ради спасения России Вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его… Я лично не могу принять на себя ответственность за армию, хотя бы на короткое время, и не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова, ибо за этим последует взрыв в армии, который погубит Россию»[2141].

Керенский не счел нужным ответить. С Корниловым связался Савинков, вываливший на генерала поток оскорблений и упреков в стремлении к диктатуре из личных целей. Корнилов ответил, что ему не приходится учиться долгу и преданности к Родине у кого-либо из членов Временного правительства. Савинков признал, что посредничество Львова было «несчастным»[2142], но вынес из разговора впечатление, что Корнилов вполне готов договариваться: «Я вернулся с прямого провода в Зимний дворец днем 27-го с воскресшей надеждой на благополучное разрешение конфликта. Но надежда эта не оправдалась. Некрасов встретил меня словами, что он уже приказал опубликовать о выступлении, или, держась официального текста, об «измене» генерала Корнилова. Он сказал мне, кроме того:

— Покамест Вы разговариваете по проводу, ингуши подходят к Петрограду»[2143].

Откуда такая спешка? Головин предлагал логичное объяснение: «Керенский, опасаясь двигающегося на Петроград 3-го конного корпуса, торопится приобрести содействие со стороны Петроградского Совета, а это могло быть достигнуто лишь скорейшим объявлением генерала Корнилова мятежником. С этой целью, пока еще шли переговоры по аппарату с генералом Корниловым, ближайшим помощником Керенского Некрасовым было передано для опубликования особое официальное извещение»[2144].

Было разослано заявление, в котором Верховный главнокомандующий обвинялся в государственной измене: «26 сего августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной думы В. Н. Львова с требованием передачи Временным правительством генералу Корнилову всей полноты гражданской и военной власти с тем, что им, по личному усмотрению, будет составлено новое правительство для управления страной. Действительность полномочий члена Государственной думы Львова сделать такое предложение была подтверждена затем генералом Корниловым при разговоре со мной по прямому проводу… Временное правительство признало необходимым: для спасения родины, свободы и республиканского строя уполномочить меня принять скорые и решительные меры, дабы в корне пресечь всякие попытки посягнуть на верховную власть»[2145].

Информировался и дипкорпус. В тот воскресный день Бьюкенен «выехал в Мурино — деревню, расположенную верстах в 20 от Петрограда, где британская колония устроила большое состязание в гольф, а по возвращении оттуда вечером я нашел телефонограмму от Терещенко, приглашавшую меня прийти в министерство вместе с французским послом г. Нулансом немедленно после обеда. Там он рассказал нам об окончательном разрыве, произошедшем только что между Керенским и Корниловым»[2146].

Ночь на 28 августа прошла бурно. Заседание бывшего Временного правительства около полуночи согласилось вручить верховную власть коллегии из пяти лиц, куда намечался триумвират Керенский, Некрасов, Терещенко с добавлением Савинкова и Кишкина (или Скобелева). Остальные члены кабинета превращались в управляющих своими ведомствами.

Сторонники замирения Керенского и Корнилова еще не сдавались. Савинков вместе с Алексеевым и Терещенко «уже безнадежно обсуждали вопрос, как потушить разгорающийся пожар»[2147]. В час ночи Алексеев был в Зимнем дворце. «Керенский предложил генералу Алексееву пост Верховного главнокомандующего. Попросив дать ему на прочтение телеграммы и юзограммы, генерал Алексеев тут же убедился, что отчисление Корнилова от должности последовало на основании данных неясных и непроверенных… Считая, что вообще «смена в такие минуты Верховного главнокомандующего может гибельно отозваться на самом существовании армии, малоустойчивой и непрочной… решительно отказался от принятия должности Верховного главнокомандующего».

— Дело нужно закончить выяснением недоразумения, соглашением и оставлением генерала Корнилова в должности, чтобы избавить армию от толчков и пагубных потрясений.

— Теперь никаких соглашений с генералом Корниловым быть не может[2148].

В два ночи телеграмма Деникина: «Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста Главковерха. Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом донести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду»[2149].

Ранним утром 28 августа главнокомандующему Северным фронтом генералу Клембовскому была направлена телеграмма: «Временным правительством Вы назначаетесь врид Верховного главнокомандующего, с оставлением Вас в Пскове и с сохранением должности Главкосева». Ответ Клембовского не заставил себя ждать: «Готовый служить родине до последней капли крови, не могу во имя преданности и любви к ней принять эту должность, так как не чувствую в себе ни достаточно сил, ни достаточно уменья для столь ответственной работы в переживаемое тяжелое и трудное время»[2150].

В этих условиях Керенский бросился за поддержкой к Советам. В ночь на 28-е состоялось экстренное совместное заседание Исполнительных комитетов двух Советов. Дан выразил общее настроение:

— Контрреволюция наступает на революцию на этот раз организованно, для ее предотвращения и для борьбы с ней необходимо единство действий, необходимо единство фронта всех революционных сил. Вся революционная демократия должна сомкнуться вокруг единого центра[2151].