Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– Хорошо, прямо сейчас сделаю…

– Подожди, я не закончил, – остановил ее Страйк. Он закрыл глаза и потер виски, продумывая сейчас все то, что необходимо сделать в агентстве, причем быстро. – После разговора с Лэйборном позвони Барклаю, чтобы он завтра утром вышел на работу вместе с тобой. Пусть на несколько часов забудет про бойфренда Мисс Джоунз. А то и на целый день, если все сложится…

– И какое ты нам с Барклаем даешь поручение? – спросила Робин.

– Разве не очевидно? – Страйк только теперь открыл глаза. – Если Даутвейт развяжет язык, у нас совсем не останется времени.

– А нам-то с Барклаем что…

– Найти тело Марго, – сказал Страйк. – Вот и все.

Молчание затягивалось. У Страйка урчало в животе. В паб теперь вошла пара молодых женщин: одна, хихикая, показывала что-то другой на своем телефоне.

– Ты серьезно думаешь то же, что и я? – спросила ошеломленная Робин.

– Я просто уверен, – ответил Страйк.

– А ты?…

– А я позвоню Брайану Такеру, наверну жареной картошки, сделаю междугородный звонок… разница во времени, если не обсчитался, три часа, так что особых проблем не предвижу… затем выдвинусь в обратный путь. В офисе буду ближе к вечеру, и тогда все подробно обговорим.

– Хорошо, – сказала Робин, – удачи тебе.

Она повесила трубку. Страйк на миг засомневался перед тем, как позвонить Брайану Такеру: он предпочел бы сделать это с кружкой пива в руке, но ему еще предстояло ехать обратно в Лондон; арест за вождение в нетрезвом виде непосредственно перед задержанием убийцы Марго Бамборо не входил в его планы – такой риск был недопустим. Поэтому он только закурил новую сигарету и приготовился сообщить безутешному отцу, что после сорока двух лет ожидания тот, вероятно, сможет по-людски похоронить свою дочь.

Утро выдалось мягким, по-настоящему летним, но листья на платанах у телефонной будки в конце Альбемарль-уэй начали желтеть. Небо в синих и белых лоскутах отдавало и забирало тепло по мере того, как появлялось и уходило за облака солнце, а Робин, даром что под плащом на ней был свитер, трясло от озноба, как будто по Альбемарль-уэй, короткой боковой улочке с непрерывным рядом высоких домов, отбрасывающих вечную тень, гулял пронизывающий ветер.

Она стояла около телефонной будки, где когда-то, почти сорок лет назад, укрывался и караулил убийца Марго Бамборо, испытывая в представлении Робин почти те же ощущения, что и она сама. Страх и нервозность, сомнение в надежности плана, ужас перед последствиями неудачи. Но от этой схожести у Робин не возникло сочувствия к убийце. Глядя через дорогу на древние ворота Святого Иоанна, она могла вообразить, как дождливым вечером сорок лет назад через них проходит Марго Бамборо и, быть может, покачивается от непонятного головокружения… или она уже поняла? Все возможно. Марго была умницей, за что и пострадала…

Кларкенуэлл-роуд была запружена транспортом и пешеходами. Робин существовала отдельно от всего. Никто из прохожих не имел ни малейшего представления о том, что она сейчас попытается сделать. Какие дикие, подумали бы они, какие чудовищные у нее планы на это утро… по спине Робин сбежала струйка паники…

Не зацикливайся.

Этим утром в газете «Метро» появился снимок Шарлотты Росс, идущей в темных очках и длинном темном пальто по улице в Мейфэре со своей сестрой Амелией. Мужа Шарлотты и маленьких близнецов рядом не было, а в скупом комментарии под фотографией не говорилось ничего, что Робин хотела бы знать.

«Думай о чем-нибудь другом», – приказала себе Робин и стала осознанно нащупывать другую тему.

Было двадцатое сентября. Каждому, кто появился на свет в этот день, суждено было жить под знаком Девы. Сколько же должно пройти времени, спросила себя Робин, чтобы ты избавилась от этого закидона: привязывать даты к звездным знакам. Она подумала о Мэтью: из всех окружающих, рожденных под знаком Девы, его она знала лучше всех. Считалось, что знак этот предполагает ум, организованность и нервозность. Мэтью уж точно организован, да и умен, но каким-то книжным умом… она вспомнила слова Уны Кеннеди: «Мне иногда кажется, что чем умнее ты по книжной части, тем глупее в отношении секса» – и задумалась, рад ли он скорому появлению потомства, если беременность, по его словам, была случайностью…

«Думай о чем-нибудь другом».

Робин посмотрела на часы. Где же Барклай? Конечно, она пришла заблаговременно, и Барклай, строго говоря, не опаздывал, но ей претило топтаться здесь одной и гнать от себя мысли о предстоящем.

Когда-то ровно на том месте, где сейчас находилась Робин, стояла, всматриваясь в двусторонний поток транспорта на Кларкенуэлл-роуд, темноволосая Тео, с ее цыганскими серьгами и болью в животе, и поджидала фургон, который должен был ее увезти. Почему после этого Тео больше не объявилась, почему не выразила должной благодарности принявшей ее без записи врачихе, – да хотя бы для того, чтобы снять с себя подозрения и прекратить погоню Тэлбота за его иллюзиями, оставалось дополнительной тайной. Но естественно, так поступил бы тот, кто способен испытывать благодарность. Более того, никто не знает, что происходит между доктором и больным, когда закрываются двери врачебного кабинета – светского аналога исповедальни. Мысли Робин перешли к Даутвейту, и тут она наконец увидела Барклая с большой сумкой. Когда Барклай подошел поближе, Робин услышала, как в сумке звякают инструменты.

– Его пока не будет. Ему пришлось отъехать. Хочет, чтобы мы… – Робин выждала, чтобы мимо прошла студенческого вида компания, – сначала выполнили свою часть. Ты доволен, – продолжила Робин, чтобы только раньше времени не думать о том, что им предстоит сделать, – результатами референдума?

– Да, но ты не обманывайся, – мрачно выговорил Барклай, – ничего еще не закончилось. Этот мудила Кэмерон играет на руку нацикам. «Англичане голосуют за английские законы» – и это на следующий день после того, как Шотландия решила остаться? Нельзя, ё-моё, бороться с национализмом при помощи еще большего национализма. Если хочет вытащить свою башку из задницы Фараджа… ну-ка, ну-ка, не наш ли это бедный мальчонка?