Честь самурая - Эйдзи Есикава

Слушая этот рассказ, люди кусали губы от бессильного гнева. Синси поведал им и о том, что большинство ближайших приспешников Нобунаги сочли изгнание Мицухидэ весьма выгодным для себя. Более того, ходили слухи и о том, что Нобунага намерен вообще удалить весь клан Акэти куда-нибудь подальше, с глаз долой. Какими-нибудь практическими шагами эти разговоры пока не подтверждались, но, как известно, дыма без огня не бывает. Ранмару, любимчик Нобунаги и сын Мори Ёсинари, приверженца клана Ода, павшего много лет назад в битве за Сакамото, тешил себя мыслью, что именно поэтому ему отдадут крепость Сакамото. Поговаривали даже и о том, что Нобунага будто бы уже втайне пообещал ему это.

Но и этим дело не ограничивалось. Кое-кто придерживался той точки зрения, что Мицухидэ специально приказали двигаться по дороге на Санъин, чтобы, как только он прибудет туда, назначить его наместником тамошнего края, а крепость Сакамото, находящуюся в непосредственной близости от Адзути, передать Мори Ранмару.

В доказательство Синси зачитал боевой приказ Нобунаги от девятнадцатого числа и в ярости удалился. Да никаких дополнительных объяснений и не требовалось. Приказ привел в бешенство и самого Мицухидэ, и его приверженцев. Этот приказ гласил:

«Приказываю тебе в ближайшее время покинуть свою провинцию и выступить в Биттю для прикрытия Хидэёси с тыла. В дальнейшем руководствоваться указаниями от Хидэёси».

Это письмо, разосланное всем военачальникам и старшим воинам клана Ода, было составлено самим Нобунагой. Прочитанное воинами клана Акэти, оно привело их в неистовство. Клан Акэти принято было считать более высокородным, чем Икэда и Хори, и во всех отношениях равным кланам Хасиба и Сибата, вождем которых был Хидэёси. И тем не менее имя Мицухидэ было в этом приказе поставлено вровень с именами вождей кланов Икэда и Хори, а сам он оказался отныне в подчинении у Хидэёси.

Отсутствие уважения к подобающему рангу было для всякого самурая величайшим оскорблением. Позор, испытанный Мицухидэ в истории с пиром, от такого приказа только усиливался. Членов клана Акэти бесчестили вновь и вновь. Близились сумерки, но на деревьях и стенах крепостной стены все еще были видны лучи заходящего солнца. Когда Синси Сакудзаэмон закончил свой рассказ, никто не произнес ни слова, но в глазах у всех стояли слезы. И тут послышались шаги нескольких человек. Решив, что это вернулся их господин, приверженцы дружно высыпали в сад.

Только Синси не торопился вослед за остальными, ожидая, пока его позовут. Но Мицухидэ, вернувшийся с горы Хиэй, не звал к себе Синси, пока не помылся и не поел.

Мицухидэ беседовал с Синси в присутствии одного Мицухару. Синси рассказал то, о чем до этого поведал приверженцам Мицухидэ. Нобунага принял решение. Он провел необходимую подготовку и намеревается выступить из Адзути двадцать девятого. После ночного привала в Киото он затем двинется прямо на запад.

Мицухидэ слушал Синси внимательно, то и дело одобрительно кивая в такт его словам. В его глазах, как всегда, светились ум и прозорливость.

— А велика ли будет его свита? — полюбопытствовал Мицухидэ.

— Несколько вассалов и тридцать — сорок оруженосцев.

— Только и всего?

Мицухару на протяжении всего этого времени не проронил ни слова, а сейчас умолк и Мицухидэ. Они отпустили Синси.

После его ухода двоюродные братья остались вдвоем. Мицухидэ, судя по всему, хотелось излить перед братом душу, но тот не предоставил ему такой возможности. Вместо этого Мицухару заговорил о верности клану Ода и посоветовал брату поскорее отправиться на запад, дабы не гневить Нобунагу.

Откровенность, всегда присущая Мицухару, была одной из сторон его сильной и любящей натуры, и на протяжении сорока лет Мицухидэ привык полагаться на него, как на самого здравомыслящего и надежного советчика во всем клане. Поэтому Мицухидэ не мог ни злиться на брата, ни разубеждать его, хотя мнения их сейчас явно не совпадали.

Какое-то время они продолжали сидеть молча, потом Мицухидэ внезапно сказал:

— Давай направим к моим приверженцам в Камэяме передовой отряд с приказом как можно быстрее подготовиться к кампании. Ты можешь поспособствовать мне в этом, Мицухару?

Мицухару с радостью закивал.

Той же ночью несколько всадников спешно выехали в крепость Камэяма.

С наступлением четвертой стражи Мицухидэ внезапно проснулся. А спал ли он вообще? Или все это время что-то обдумывал, взвешивал, прикидывал и в конце концов принял совершенно иное решение? Потом натянул повыше одеяло, зарылся лицом в подушку и вновь попытался заснуть.

Что это: туман или дождь? Шум волн на озере или ветер с горы Хиэй? Ветер выл над крышей всю ночь. И хотя внутрь дома путь ему был закрыт, пламя свечи у изголовья Мицухидэ металось так отчаянно, словно его сотрясала нечистая сила.

Мицухидэ повернулся с бока на бок. Хотя ночи в это время года короткие, ему казалось, будто утро никогда не наступит. И уже, казалось бы, засыпая, он еще раз сбросил одеяло и сел в постели.

— Есть тут кто-нибудь? — крикнул он в ту сторону, где спали оруженосцы.

Дверная перегородка раздвинулась, и возникший на пороге оруженосец преклонил колена.

— Немедленно позови Матабэя, — распорядился Мицухидэ.

Все воины сейчас спали в отведенных для них помещениях, но, поскольку передовой отряд был накануне вечером отправлен в Камэяму, остальные пребывали в напряжении, не зная, когда именно объявит о своем отъезде их господин. Перед тем как лечь спать, они собрали все свои пожитки и держали под рукой вместе с дорожным платьем.

— Вы звали меня, мой господин?

Ёмода Матабэй не заставил себя долго ждать. Это был молодой человек крепкого сложения. Мицухидэ выделял его среди других. Сейчас он подозвал к себе юношу и прошептал ему на ухо какое-то распоряжение.

Получив тайный приказ, Матабэй пришел в волнение, и это легко можно было прочесть у него на лице.

— Я отправлюсь немедленно! — воскликнул он, всем своим видом демонстрируя благодарность за оказанное ему доверие.

— В тебе сразу же углядят воина Акэти, поэтому отправляйся поскорей — еще до рассвета. Не теряй благоразумия и постарайся не совершить никакой ошибки.

За окном все еще было темно, и, только когда начало светать, Мицухидэ наконец уснул. Против обыкновения он не покидал свои покои чуть ли не до полудня. Многие из его приверженцев полагали, что отъезд в Камэяму состоится именно сегодня, и они с минуты на минуту ждали приказа своего господина. Поэтому позднее его пробуждение повергло их в немалое изумление.

Примерно в полдень из большого зала донесся спокойный голос Мицухидэ:

— Вчера весь день я провел в горах, и нынче ночью впервые за долгое время мне хорошо спалось. Наверное, поэтому сегодня я чувствую себя превосходно. Судя по всему, моя простуда прошла.

Радостные взгляды, которыми обменивались в связи с этим его приверженцы, свидетельствовали о том, что у них на душе полегчало. Вскоре после этого Мицухидэ огласил приказ: