Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Оказавшись на месте, он запугиванием и уговорами заставил девятерых султанов письменно отказаться от суверенитета, чтобы их государства можно было консолидировать в Союз. Султан Кедаха оказался особенно упрямым, хотя Макмайкл относился к нему пренебрежительно и называл «маленьким, робким, уходящим в отставку типом из тех, кто не стал бакалавром, провалившись на экзаменах»[2571].

Посланник использовал методы, которые сам султан сравнивал со «знакомой японской техникой давления»[2572]. Вопрос с угрозой обеспечил королевское согласие: «Может, ваше величество предпочтет вернуться к друзьям в Сиаме?»[2573] Малайцы, которые почитали султанов как квази-божественных существ, протестовали против их недобровольного отречения. Они также выступали против предоставления гражданства китайцам, индусам и представителям других национальностей. Вместо введения новой просвещенной администрации, Макмайкл, как казалось, погрузился в старый империализм приказов и подчинения. Более того, он привел в ярость традиционных союзников Великобритании — малайских подданных султанов. В мае 1946 года Дато Онн Бен Джафар, главный министр Джохора, основал Национальную организацию объединенных малайцев. Это было первое в стране крупное политическое движение. Онн был харизматичным, но колеблющимся и сумасбродным аристократом, смелым, проницательным, умным, ярким и амбициозным. Никто не сыграл более важной роли в принуждении британцев задушить Малайский Союз при рождении.

Дато Онн мобилизовал малайцев, как мужчин, так и женщин, притом — всех слоев общества. Он убедил султанов бойкотировать инаугурацию нового губернатора сэра Эдварда Джента. Это было «беспрецедентное неуважение»[2574], которое стало еще более оскорбительным, когда султаны приветствовали кричащих им слова поддержки сторонников перед гостиницей «Куала-Лумпур». Многие из малайцев пришли в церемониальной траурной одежде.

Онн использовал страхи и опасения из-за китайского господства. Эти страхи побудили десятки тысяч малайцев объявить, что «это — наша страна»[2575].

Но борьба из-за Малайского Союза являлась только одним элементом в продолжающихся беспорядках и смятении. Преступность, болезни и голод все еще бушевали. Дети десяти лет выглядели, словно им шесть, некоторые взрослые напоминали жертвы концлагеря Бельзен. Продолжалась борьба между фракциями внутри сообществ, а особенно — между последователями Мао Цзэдуна и Чан Кайши. Попытки правительства контролировать сельское хозяйство и сохранить леса дали яростную реакцию. В 1946 г. было потеряно два миллиона рабочих дней во время забастовок, которые стали результатом официальных попыток удержать рост заработной платы при быстром росте цен.

Малайцы в целом сопротивлялись растущей интервенции. Они протестовали из-за ограничений в использовании воды и электричества, регулирования печатников, типографов, уличных торговцев и лоточников, развозящих свои товары на тележке, а также против новых поборов — например, подоходного налога, налога на развлечения, лицензионного сбора на разведение собак. Если взять все вместе, то британцы вмешивались в их жизнь, как заявляла одна газета, «даже более всеобъемлюще и ежеминутно, чем майор Одате из города Сёнан»[2576].

Джент вскоре решил, что наблюдается «большая вероятность организованного и широко распространенного нежелания сотрудничать и беспорядков»[2577]. Страна, судя по всему, становилась неуправляемой. Поэтому, хотя губернатор был одним из «родителей» Малайского Союза, теперь он выступал за его ликвидацию.

Союз в 1948 г. сменила Федерация Малайи, которая дала Онну, с коим на этот раз проконсультировались, большую часть того, что он хотел. Султаны вернулись на свои троны. Предоставление гражданства китайцам урезали. Джент превратился из губернатора в верховного комиссара. Его примирение с Национальной организацией объединенных малайцев оказалось понятным.

Правда и то, что Онн эксплуатировал склонность своих соотечественников к ксенофобии, воплощавшейся в лозунге «Малайя для малайцев». Он ругал британцев-хищников, которых местные жители называли «линтах путех» («белые пиявки»). Однако он был консерватором, который мог с ними сотрудничать.

Однако многие китайцы рассматривали Федерацию, как ужасное и вопиющее предательство. Особенно разъярились коммунисты — ведь они сражались с Японией, а после этого шли более по пути агитации, чем революции. На самом деле послевоенная прирученность и покорность по большей части объяснялись тем, что лидер Малайской коммунистической партии Лай Тек оказался серийным предателем, который продался британцам. Верные давно почитали его, как «таинственного героя и человека со сверхчеловеческими способностями»[2578], который мог управлять самолетами, танками, а заодно — избегать ареста. Поэтому раскрытие его, как двойного агента (который добавил оскорбление к ущербу, скрывшись с партийными фондами), дискредитировало мирную политику коммунистов. В 1948 г. Малайская коммунистическая партия с новым лидером, маоистом Чин Пеном, решила сбросить «фашистских империалистов, совершающих такое же насилие, как японцы»[2579]. Нацеливаясь захватить власть, маоисты начали вооруженную борьбу.

Чин Пен был молод и неопытен. Он мог мобилизовать только четыре тысячи партизан, и лишь немногие из них хорошо знали методы ведения войны в джунглях. Некоторые из них даже отправились туда в башмаках на деревянной подошве, а не в сапогах. Поэтому кампания началась плохо — со спорадических атак на шахты и плантации в отдаленных от центра районах, где с времен войны «ружье и нож держали власть»[2580].