Обман Инкорпорэйтед - Филип Киндред Дик

Хедли осторожно ощупал свое лицо. Губы были покрыты какой-то мазью. Ладони тоже. Он весь был в синяках. Все тело болело и казалось чужим. Его одежда, сложенная грудой на сиденье стула рядом с кроватью, выглядела, как куча незнакомого тряпья. Разве это его одежда? Ему вдруг захотелось посмотреться в зеркало. Хедли решил было попросить у старушки зеркало, но говорить оказалось трудно: он попробовал, но вскоре отказался от попыток, откинулся на металлическое изголовье и слегка провел пальцами по разбитому носу. Его помыли и немного подлечили. В висках вспыхнула боль, и Хедли оставил нос в покое.

– Вам что-нибудь нужно? – спросил старик. – Что вам нужно?

– Я хочу поесть, – ответил Хедли.

Они переглянулись, а затем посовещались.

– Чего вы хотите поесть? – подозрительно спросил старик. – У нас не так уж много еды: вы же знаете, сегодня воскресенье.

Хедли замялся и надолго задумался.

– Я хочу арахисовое масло и сандвич с джемом, – наконец сказал он со святой убежденностью.

Их глаза расширились от удивления.

– Что-что?

– Прошу вас, – Хедли хотел продолжить, но не нашелся, что сказать, замолчал и стал с надеждой ждать.

– Может, лучше миску горячего куриного бульона? – спросила старушка.

Хедли покачал головой.

Они снова посовещались.

– Ладно, – неохотно сказала старушка, и они медленно направились к двери. – Знаете, вы не можете долго здесь оставаться, – предупредила женщина. – Нам не по карману вас кормить: у таких людей, как мы, не очень много денег.

– Я понимаю.

Старик облизнул свои надутые губы, а его крошечные глазки вспыхнули и тут же погасли.

– Если вы останетесь здесь, нам придется на вас заявить, – хрипло сказал он.

– Согласен.

Пожилая чета вышла в прихожую.

– Разве у вас нет семьи? – в лоб спросила старушка. – Eine Frau und – entschuldigen Sie bitte – wir haben das Bild von deinem Sohn in dem… – Она сконфуженно хихикнула. – Красивый мальчик – ist deiner[96]?

– Да, – сказал Хедли. Он ответил бы на любой вопрос, лишь бы спровадить их из комнаты. – Да, это мой сын.

– Вы играете в шахматы? – спросил старик, когда женщина скрылась в коридоре, направляясь к лестнице. Жена резко окликнула его, и голова мужчины быстро отвернулась. – Поговорим позже, – пообещал он Хедли и громко крикнул жене: – Ich komme[97]!

Хедли лежал и прислушивался. Он слышал, как они спустились вниз: приглушенные звуки постепенно затихли и полностью смолкли. Затем издалека донесся шум открываемых и закрываемых дверок. Посуда. Столовое серебро. Негромкая воркотня спорящих голосов.

Хедли быстро выпрямился и откинул покрывала. Отчаянным усилием спустил ноги с кровати на пол. Тело было жестким, как железо: он чуть не вскрикнул, когда попытался взять одежду. Руки и ладони горели огнем, Хедли едва мог пошевелить пальцами.

Он побыстрее оделся, но обуваться не стал. Засунув туфли в карманы пальто, похромал к окну. Оно было закрыто на защелку. Хедли без труда открыл мудреную ржавую щеколду и дернул за окислившиеся металлические ручки. Окно не открывалось: оно заржавело, и его покрасили закрытым. Хедли потянул изо всех сил. Неожиданно окно поддалось и с недовольным скрипом заскользило вверх. Он ловко подсунул под него предплечья, встал на колени и напрягся, сцепив руки. Окно наполовину открылось. Хватит.

Хедли перелез на узкий железный балкон, где его окутал промозглый туман, холодный и пронизывающий. Пелена едкой воды медленно опускалась на захламленный двор, заборы, трухлявый гараж. Хедли перемахнул через перила и спрыгнул с балкона на землю.

Босые ступни ударились с ошеломительной силой. Он промазал и приземлился не на мягкую траву, а на бетон. Разбитые ноги пронизала тошнотворная боль. Хедли рухнул мешком и стал извиваться, пытаясь сдержать душивший его крик. Стюарт долго там провалялся, отгоняя от себя накатывающую темноту и дожидаясь, пока к ногам вернется хоть какая-то чувствительность. В окне послышались голоса, началась взволнованная суета. Лица выглянули и тут же спрятались. Пронзительные выкрики. Беготня.

Надо было поторапливаться. Ему с трудом удалось встать и проковылять пару шагов. Придерживаясь за стену дома, он добрался до чугунных ворот.

Хедли принялся дергать ворота холодными, занемевшими пальцами. Наконец он сумел распахнуть их и прохромал наружу. Узкая бетонная дорожка вела меж двумя высокими и старыми деревянными жилыми домами. Он поспешил в сторону улицы, располагавшей за ними. Мимо с влажным свистом пронеслись несколько машин. Хедли увидел другие дома, бетонные парадные лестницы, огромное скопление квартир, окутанное кружащимися хлопьями тумана. Бетонная дорожка казалась бесконечной. Одна туфля выпала из кармана, и пришлось наклониться за ней.

Хедли присел на корточки и стал обуваться. Пальцы не слушались, так что не получилось завязать шнурки: он оставил их развязанными и поковылял дальше. Улица приближалась мучительно медленно. Он почти дошел. Пришлось согнуться, чтобы пройти под выступом подоконника. Еще один шаг, затем другой, третий…

Перед ним выросла гигантская фигура, перерезавшая путь к улице. Мужчина в майке и грязных штанах, с огромным лицом, колючими баками, валиками красной плоти, гнилыми зубами, крошечными воспаленными глазками и невыразительным расслабленным ртом. Позади человека семенила пожилая парочка немецких крестьян, слышались их пронзительные и властные голоса.

– Fang ihn an[98]! – визгливо кричали они человеку. – Скорей!

К Хедли потянулась огромная волосатая лапища. Он отвернулся и неуклюже пошкандыбал прочь. Рука грубо и медленно попыталась схватить его, но он проворно увернулся. Согнувшись почти вдвое, Хедли пробежал мимо второго подоконника: гигантская фигура развернулась и двинулась следом. Достигнув подоконника, она слегка наклонилась и потянулась к Хедли. Острый конец деревянной балки угодил великану в самый висок.

– Тьфу, – выругался человек, и на его лице застыло удивление. Он медленно повернулся к подоконнику, подняв сжатый кулак. Хедли дал деру. Добежав до тротуара, он вихрем помчался по улице.

По влажному скользкому холму осторожно тащился автобус. Хедли запыхался от бега, кожа взмокла от тумана. Когда Хедли закричал, размахивая руками, автобус сбавил скорость, изрыгнув едкие клубы угарного газа. Водитель, смуглолицый мужчина средних лет, сурово показал на автобусную остановку в конце квартала. Переключив передачу, он слегка увеличил скорость.

Хедли побежал за автобусом. Пассажиры наблюдали – кто с изумлением, кто с возмущением, а некоторые с весельем. На остановке автобус притормозил: двери распахнулись, и на землю спрыгнули три девушки. Хедли забрался внутрь, тяжело дыша и отдуваясь, протиснулся мимо водителя и поискал ближайшее свободное место.