Восход Черного Солнца и другие галактические одиссеи - Генри Каттнер

Все новые научные идеи обсуждаются Советом и после этого возвращаются людям. Естественно, для разработки новых концепций Совет имеет гораздо больше ресурсов, чем, например, я.

В разговор вступила Бетья:

– Феред еще не все сказал. Если мужчина или женщина избирается в Совет, он или она должны посвятить служению всю жизнь. Забыть друзей и родственников, жить в Вашингтоне… И разумеется, брак исключается автоматически. Ты словно сжигаешь за собой все мосты.

– Подумаешь, велика важность, – сказал Феред, и его глаза блеснули. – Человек отдает себя миру – это высочайшая честь. Но, – он взглянул на Бетью, – меня не возьмут, обожана моя. – Это слово явно означало ласковое обращение. – К тому же я всегда могу отказаться.

Доусон переводил взгляд с парня на девушку. Он начинал понимать. Ясно, что эти двое любят друг друга. Что же до остального – все казалось логичным, но вместе с тем, несмотря на бодрый тон Фереда, Доусон смутно почувствовал: здесь что-то не так. Может быть, Феред слишком сильно доверяет этому Совету. Все равно что слепо верить пропаганде, не задавая вопросов.

– У вас не было революций? – спросил Доусон. – А как насчет расового неравенства? Или социальных потрясений?

– Нет, ничего такого. Нами правит Совет. Уже пятьсот лет, всем на благо. Для потрясений нет причин. Понимаете, наша система прошла проверку временем.

– Значит, вся власть – власть над миром – находится в руках нескольких мужчин?

– Мужчин и женщин. Их всегда шесть. Члена Совета можно отозвать путем народного голосования, но этого, насколько я знаю, никогда не случалось.

– А что ждет меня? – спросил Доусон.

– Возможно, вас захочет увидеть Совет или группа ученых. Не беспокойтесь, все будет хорошо.

«Все будет хорошо». Почему-то эти слова Доусону не понравились. И вообще все смахивало на некую Утопию. Здесь даже от плохой погоды люди закрываются сверхтехнологичными ограждениями. Как-то уж слишком хорошо.

Феред не умолкал:

– Вам дадут время приспособиться к новым условиям. Предоставят работу, для которой вы годитесь и которая окажется вам по душе. Психографы позаботятся о вашем психическом равновесии. Прыжок через шесть столетий – шуточное ли дело! Это еще тихо говоря, я бы сказал.

Говоря тихо? В смысле, мягко? Хотя эти люди изъяснялись на знакомом языке, Доусон понял, что в нем появилось много новых разговорных оборотов, которые ему еще предстоит выучить.

– Я бы не прочь посмотреть на ваш город.

– Дэсони? Хорошо, я вам покажу.

– А как же отчет? – спросила Бетья.

– Для Совета? Напиши его сама, обожана моя, хорошо? Grasas[18]. И только о С’ивене Доусоне. Отчет о теории вибрации я закончу не раньше завтрашнего дня.

Бетья кивнула и, незнакомым жестом попрощавшись с Доусоном, вышла через автоматическую дверь.

– Здесь я живу, – сказал Феред. – Вы будете моим гостем, пока не поступит требование.

– Требование?

– От Совета – насчет того, где вам жить.

Странно как-то. Почему требование, а не распоряжение? Куда более логичное слово. И вновь Доусон почувствовал, что в этой утопической цивилизации кроется какой-то просчет, слишком тонкий, чтобы его можно было увидеть и понять сразу. Словно тень, которая на мгновение затмила светящее в комнату солнце.

– Ваш эксперимент закончен? – спросил он скорее из вежливости, чем из интереса.

– Закончена моя часть эксперимента. Вот почему мы с Бетьей были прошлой ночью на пляже. Измеряли электрические разряды – мне хотелось установить их наименьшую мощность. Всю остальную часть работы будут выполнять назначенные Советом ученые. Я для этого не гожусь. Я дал саму идею, которую им предстоит развить.

Доусон с сомнением посмотрел на него.

– И тебе это нравится? – довольно резко спросил он. – Нравится, когда плоды ваших трудов уходят в чужие руки?

Феред растерянно заморгал.

– Но я же закончил свою часть работы! Я дал идею!

– Другой мир, что и говорить, – вздохнул Доусон. – Можете мне не верить, но в мое время человек кайфовал – в смысле, получал удовольствие, – когда сам заканчивал то, что начинал, даже если это была вырезанная из дерева игрушечная лодочка.

Юноша, нахмурясь, задумался.

– Но зачем? Было бы гораздо удобнее придумать эту лодочку, а все остальное пусть бы взял на себя Совет. Его члены во много раз мудрее любого обычного человека. Они точно знают, что нужно всем нам.

– Полагаю, у вас все думают так же, как ты?

– Естественно.

– И никто никогда не заканчивает свои эксперименты?

– Разумеется, их заканчивают! Наш Совет! Вы никак не понимаете…

– Да нет, понимаю, – тихо перебил его Доусон. – Давай больше не будем об этом. Ты собирался показать мне город.

Доусон последовал за Фередом к двери, испытывая болезненный холодок внутри. Этот юноша и Бетья, похоже, совершенно счастливы, довольствуясь тем, что у них есть. Неужели человечество и в самом деле превратилось в расу рабов, даже не сознавая этого и боготворя тиранов, которые ими правят?

«Нет, – подумал Доусон, – у меня просто разгулялось воображение».

Новая цивилизация, очевидно, ушла далеко вперед.

И все-таки в глубине души Доусон чувствовал: что что-то здесь не так.

Во всяком случае, это точно не Утопия.

Глава 3. Спор

В иных обстоятельствах экскурсия по Дэсони могла бы стать неплохим развлечением. Однако Доусона занимало совсем другое – он пытался найти изъян в бриллианте. Под субтропическим солнцем мужчины и женщины в легких одеяниях прогуливались по улицам или проезжали в трехколесных авто, движимых, по словам Фереда, электромагнетизмом.

– Неужели у вас никто не работает?

– Разумеется, работают. Люди ежедневно занимаются этим несколько часов, а если захотят, то и дольше. Понимаете, Доусон, за нас трудятся машины. В нашем мире самое важное – это счастье человека.

Счастье – да. И удовлетворение. Однако Доусон не увидел в людях и тени того, что существовало в его время: тяги к приключениям, азарта и безрассудства, которые заставляли бы их подниматься в небо или опускаться на морское дно, куда еще не ступала нога человека.

Эти люди жили на всем готовом. В их жизни практически не бывало сбоев. У каждого мужчины или женщины была поставленная перед ним задача, каждый имел над собой начальника, и так до самой верхушки этой иерархии – Консультативного Совета. И все же в жителях Дэсони чувствовалась какая-то беспомощность. Они были – да, точно – как дети, от которых требуется бездумное, беспрекословное послушание. Так, наверное, дети должны слушаться родителей. Но ведь ребенка, помимо всего прочего, следует учить и самостоятельности, а вот этого-то в Дэсони и не было!

Доусон понимал, что это качество имеет огромное значение – возможно даже, самое большое в процессе развития цивилизации. Феред ничего не имел против того, чтобы Совет завершил работу над его экспериментом. Парень напрочь потерял самостоятельность. За