Эта безумная Вселенная - Эрик Фрэнк Рассел

Лимингу оставалось лишь проверить свой нитонисей на практике.

Если его замысел удастся, это будет иметь далеко идущие последствия.

До первого испытания оставалось совсем немного времени.

Вначале Лиминг решил обращаться к нитонисею на родном языке, но быстро понял свою ошибку. Родной язык подойдет лишь для произнесения «заклинаний», иначе на его затею не обратят внимания. К тому же пора перестать разыгрывать из себя тупицу, неспособного к языкам. Чешуйчатые раскусили его тактику и убедились, что он вполне овладел их языком.

Держа подставку с нитонисеем в левой руке, Лиминг подошел к двери и приложил ухо к закрытому глазку. Ему не терпелось услышать шаги охранника, однако тот будто намеренно запаздывал. Прошло минут двадцать. Наконец Лиминг услышал тяжелый топот армейских ботинок.

— Ты здесь? — спросил Лиминг, обращаясь к нитонисею. Он говорил достаточно громко, чтобы услышал охранник. — Ты здесь?

Отпрянув от двери, Лиминг распластался на каменном полу, поставив нитонисей вблизи лица.

— Ты здесь?

Глазок распахнулся. В камеру упал луч света, тут же заслоненный заспанным глазом охранника.

Всем своим видом показывая, что окружающий мир для него не существует, Лиминг говорил в обвитую проволокой петлю:

— Ты здесь?

— Чем это ты там занят? — сердито спросил охранник.

Лиминг узнал по голосу, кто это, и решил, что удача поворачивается в его сторону. Сейчас дежурил тип по имени Марсин. У этого чешуйчатого хватало мозгов лишь на то, чтобы целиться, стрелять и, если понадобится, позвать на помощь. В остальном он являл собой пример редкостного тупицы. Лиминг удивлялся, почему Марсина не уволят из армии за слабоумие.

— Я спрашиваю, чем ты занимаешься? — уже громче повторил Марсин.

Лиминг ответил не сразу, как и должен вести себя погруженный в транс.

— Я?.. Разговариваю.

— С кем разговариваешь?

— Отстань и не мешай мне, — с неподдельным раздражением потребовал Лиминг. Он чуть повернул подставку с нитонисеем и опять спросил: — Ты здесь?

— Запрещено! — прорычал Марсин.

Лиминг громко вздохнул, показывая охраннику, до чего тяжело объясняться с дураками.

— Что запрещено?

— Разговаривать.

— Ну разве можно быть таким непроходимым невеждой? — осуждающе спросил Лиминг. — Моему народу всегда разрешено говорить. Где бы мы тогда были, если бы нам этого не разрешалось?

Сказанное сильно озадачило Марсина. Он ничего не знал ни о землянах, ни о каких-то вольностях, которые они называли жизненно важными. И уж тем более он не знал, где бы они оказались без этих вольностей.

Более того, Марсин не осмеливался ворваться в камеру и положить конец странному поведению пленного. Вооруженному охраннику запрещалось входить в камеру по собственному усмотрению, и это правило строго соблюдалось. В особенности после того, как однажды ригелианец напал на вошедшего охранника, завладел его оружием и попытался бежать, застрелив при этом шестерых чешуйчатых.

Если Марсин хотел вмешаться, он должен был действовать по предписанию: пойти к дежурному сержанту и доложить о том, что землянин ведет недозволенные разговоры с какой-то проволочной петлей. Но как раз с этим сержантом Марсин предпочитал не связываться, зная его скверный характер и непредсказуемость. Особенно в четыре утра. Сержант и так часто награждал Марсина всевозможными эпитетами, и «незаконнорожденный фаплап» был еще не самым сильным из них.

— Давай прекращай свои разговоры и ложись спать, — с некоторой долей отчаяния произнес Марсин. — Будешь еще шуметь — завтра доложу о тебе дежурному офицеру.

— Иди покатайся на верблюде, — предложил ему Лиминг.

Он еще немного повернул подставку, как будто добивался точной настройки.

— Ты здесь?

— Я тебя предупредил, — крикнул Марсин, пялясь в глазок.

— Исчезни! — рявкнул в ответ Лиминг.

Марсин шумно захлопнул глазок и исчез.

Сон все же сморил Лиминга, и он проспал дольше обычного. Однако проснулся он не сам. Его грубо разбудили. Дверь широко распахнулась, и в камеру ворвались трое охранников. За ними проследовал офицер.

Пленного бесцеремонно столкнули со скамьи, раздели догола и голым вытолкнули в коридор. Охранники принялись рыться в его одежде. Офицер переминался с ноги на ногу, ожидая результатов.

Не найдя ничего в одежде, чешуйчатые стали обыскивать камеру. Один из них сразу же обнаружил нитонисея и передал офицеру. Тот с опаской взял проволочную конструкцию, точно в ней была спрятана бомба.

Другой охранник поддел носком ботинка вторую палочку, но даже не обратил на нее внимания. Охранники простукивали пол и стены, ища несуществующие пустоты. Потом они отодвинули скамью и наклонились, оглядывая ее кромку. Охранники уже собирались перевернуть скамью, когда Лиминг решил, что теперь самое время прогуляться. Он шагнул за порог и двинулся по коридору, совершенно равнодушный к своей наготе.

Офицер что-то прорычал, указывая на дерзкого землянина. Охранники выбежали, из камеры и стали кричать Лимингу, требуя остановиться. Из-за поворота показался четвертый охранник. Он ничего не сказал, лишь нахмурился и навел на Лиминга револьвер. Лиминг повернулся и не спеша пошел обратно.

Подойдя к рассерженному офицеру, он остановился. Встав и изобразив на лице полнейшее смирение, Лиминг произнес:

— Посмотри на сентябрьское утро.

Офицер не пожелал этого сделать. Он поднес нитонисей к самому носу Лиминга и завопил:

— Это что?

— Мое имущество, — ответил Лиминг с достоинством голого землянина.

— У тебя не должно быть никакого имущества. Военнопленным запрещено иметь личные вещи.

— Кто это сказал?

— Я! — свирепо ответил офицер.

— А ты кто? — спросил Лиминг.

— Клянусь мечом Ламиссима, ты узнаешь, кто я! — пообещал офицер. — Эй, охрана, тащите его в камеру и…

— Ты здесь не главный, — с непоколебимой уверенностью произнес Лиминг. — Главным здесь является комендант. Я так считаю, и он тоже. Если ты в этом сомневаешься, пойдем и спросим у него.

Охранники смешались, впав в свое привычное состояние хронической нерешительности. Офицер тоже опешил.

— Ты утверждаешь, что комендант дал тебе разрешение держать в камере этот предмет?

— Я утверждаю, что он не отказал мне в разрешении. И ты не вправе мне что-то разрешать или запрещать.

— Я обязательно спрошу об этом у коменданта, — сказал сникший и заметно растерянный офицер. — Отведите пленного обратно в камеру и принесите ему завтрак, — велел он охранникам.