Загадка в ее глазах - Марина Серова

Теперь настала очередь бывшей домработницы Качалиных. Я несколько раз набирала нужный номер, но к телефону никто не подходил. Что ж, придется ехать. Как говорится, не разбив яйцо, омлет не сделаешь… За охраняемый объект сегодня можно было не волноваться — я осуществила свой хитрый и коварный план по психологической разгрузке клиента.

Разумеется, я, Евгения Охотникова — вполне нормальный человек. После всего интересного, что я узнала о вдове генерала Качалина, я с удовольствием подержала бы киллеру пальто, пока он будет делать свое черное дело. После того, что эта семейка сделала с Васей Овсеенко, генерал заслуживал места на нарах, а его супруга — на других, в женской зоне. Но генерал покоился на столичном кладбище, а Ольга Христофоровна была моим клиентом. Так что мне пришлось выключить свои эмоции и включить режим профессионала.

Вчера, вернувшись в гостиницу, я обнаружила, что, несмотря на поздний час, никто из нашей команды еще не спит. Объяснялось это просто. Охрана — люди подневольные, они спать не лягут, пока бодрствует объект. А наш объект — Ольга Христофоровна — спать, похоже, вообще не собиралась. Генеральская вдова мерила шагами гостиную. Десять шагов до двери — и обратно. Совсем как зверь в клетке. Но звери в клетке мечутся молча, а Качалина не закрывала рта. Похоже, это длилось уже несколько часов — я поняла это по моральному состоянию нашей команды. Служба безопасности в полном составе сидела на диване, как провинившиеся школьники. Все как один изучали трещинки в паркете, только Саша сидел прямо и, стиснув зубы, выслушивал потоки негатива, изливаемые на него хозяйкой.

Я прислушалась к тому, что раздраженно говорила Ольга Христофоровна.

— И я не понимаю, как такое могло случиться! Я приехала в этот город, чтобы выполнить самое важное для себя дело — открыть фонд памяти моего дорогого мужа, которому вы все, если помните, — тут голос Качалиной сделался совсем уж язвительным, — немножечко обязаны!

В тишине явственно было слышно, как Саша скрипнул зубами. Миша поднял голову от паркета и уставился на хозяйку со странным выражением лица, подозрительно похожим на самую настоящую, первоклассную ненависть.

— И теперь выясняется, что я не могу выполнить это важнейшее дело, потому что вы — люди, которым я доверила свою жизнь, — оказались непрофессионалами!

Лицо у Паши побагровело, он приоткрыл рот с намерением что-то сказать в свое оправдание, но покосился на Качалину и передумал.

Одна Галка чувствовала себя нормально. Маленькая женщина удобно устроилась в кресле в углу и даже глаза прикрыла. Впрочем, едва я скрипнула дверью, входя в гостиную, как Галка немедленно уставилась на меня и даже чуть подалась вперед. Увидев, что это свои, она расслабленно откинулась на спинку.

Качалина увидела меня и радостно вскричала:

— Да вот хотя бы на нее посмотрите! Эту женщину наняли меня охранять, а она целый день пропадает где-то, занимаясь своими делами! Я, милочка, все доложу господину Толмачеву, это ведь он мне навязал ваши услуги! Пусть полюбуется, как вы меня бережете!

Так, нужно срочно прекратить это представление. Качалина из тех людей, что вымещают свои негативные эмоции на окружающих. Она уже взвинтила всю команду до точки предела. Но почему ребята так странно реагируют? Как будто их ругает родной человек, а не работодатель? Каждый здесь сидящий эмоционально задействован, а в нашей работе такого допускать нельзя. Ты либо выполняешь свою работу — на сто процентов и с ясной головой — либо переживаешь. Именно поэтому хирурги никогда не оперируют своих детей, а учителя стараются пристроить своего ребенка не в свой класс. Вот и у телохранителей — то же самое. Не представляю, как бы я себя вела, если бы кто-то пытался убить тетушку Милу, а мне пришлось бы ее охранять… Нет, представляю! Мне искренне жаль того ублюдка, кому пришла бы в голову мысль покуситься на мою тетю…

— Ольга Христофоровна, — проникновенно произнесла я. — Для каждого человека, здесь сидящего, нет ничего важнее, кроме задачи — охранять вас, поверьте!

Еще бы! Когда придет время рассчитываться, я стрясу с работодателей двойной гонорар. Включу туда пунктик «за моральные страдания»… Впрочем, никаких моральных страданий я не испытывала. Психологическое давление — такими штучками меня не проймешь, противостоять ему — это едва ли не первое, чему меня давным-давно научили в моем весьма специальном учебном заведении.

— Расследование вашего дела идет полным ходом. Господин Толмачев сделает все возможное, чтобы полиция сработала как надо и киллера поймали как можно скорее! — Теперь я говорила успокаивающим тоном.

Страх — вот что заставляло Ольгу Христофоровну метаться по гостиной, как тигра в клетке. Это беда всех сильных женщин — все вокруг так привыкли, что они сильные, что, когда случается что-то действительно серьезное, бедная баба даже не может попросить о помощи. Все так привыкли опираться на ее крепкое плечо, что никто не задумывается — а ведь у любого человека есть предел. Так что вопли Качалиной о непрофессионализме команды были скрытым призывом о помощи и психологической поддержке. Но ребята из СБ не владеют навыками психолога и не понимают, что происходит. А Галке, по-моему, все равно — дрыхнет, как кошка…

Кажется, мои слова немного успокоили Качалину — по крайней мере, она прекратила метаться по комнате и устало опустилась в кресло. А я торопилась закрепить достигнутый успех:

— Уже очень поздно, вы устали, у нас всех был тяжелый день. Давайте отдохнем, а утром подождем новостей от господина Толмачева. Хорошо?

Плечи Качалиной слегка опустились, сурово сдвинутые брови вернулись на свои законные места, лоб разгладился. Так, подействовало.

— Завтра ребятам надо быть в отличной форме — ради вашей же безопасности. Давайте отпустим их на отдых, а я останусь с вами, буду вас охранять. И Галка будет рядом, так что вы в полной безопасности…

В моем учебном заведении нас учили основам психологической коррекции. Не могу сказать, что помню все лекции, которые читал нам старенький преподаватель, в юности служивший в застенках Лубянки, о чем он нам равнодушным тоном сообщил на первом же занятии. Но я никогда не забуду вот этих его слов: «Девочки, — говорил нам, студенткам Ворошиловского института, этот божий одуванчик. — Помните, что Гамлет, принц Датский, был абсолютно прав в одном: человек действительно флейта, и на нем можно играть. Нужно только этому научиться. И совсем не обязательно делать это с помощью пассатижей. Достаточно психологического воздействия».

Уроки старого чекиста я использую часто, пригодились они мне и сейчас. Непрерывный поток моей речи с понижением тона на конце фраз успокоил раздраженные нервы Качалиной, а кодовые слова — «отдых», «безопасность», «охрана» — подействовали на ее подсознание. Ведь именно в этом нуждалась столичная гостья — чтобы кто-то взял на себя ответственность за ее жизнь, позволив ей расслабиться и отдохнуть.

Теперь Качалина сможет заснуть, и страх отпустит ее. Пусть выспится, придет в норму, да и ребята за ночь восстановят душевное равновесие, а то она их уже довела до белого каления.