Братство Святого Грааля. Амулет воинов пустыни - Райнер М. Шредер

— Ты был так убедителен, что даже я поверил в звезду твоих очей, — ответил Герольт. — Иногда мне кажется, что языком ты орудуешь лучше, чем мечом и копьем.

Француз рассмеялся.

— Какая бы участь ни постигла благородного человека, он не забывает о своем происхождении и воспитании, мой дорогой, — сказал он. — Это и отличает нас от грубых убийц. Тем ведь тоже никуда не деться от своего вонючего воспитания.

Вряд ли Морис забыл о том, что он, Герольт фон Вайсенфельс, — третий сын грубого убийцы, получившего вонючее воспитание. Так что эта фраза возымела действие выпущенной стрелы, которая попала в открытую рану. Поэтому свое возражение Герольт изложил гораздо решительнее, чем собирался.

— Твое благородное происхождение и твое красноречие вряд ли смогут вытащить нас отсюда! Зато мы потеряли два золотых слитка, ничего за это не получив. Во всяком случае, я не верю, что у Беатрисы Гранвиль хватит мужества вызволить нас отсюда.

Однако эти упреки ничуть не испортили настроение его товарища. Улыбка осталась на лице Мориса, когда он ответил:

— Не надо недооценивать женщин. Мой опыт говорит, что от них всегда можно ожидать самого невероятного — как в плохом, так и в хорошем смысле! Тарик, наш непревзойденный знаток восточной мудрости, сейчас сказал бы: «Иногда случается, что даже несмышленое дитя по ошибке попадает в цель».

— Думаю, в данном случае он мог бы сказать и кое-что другое, — с кислой миной отозвался Герольт. — Например: «Из бамбука сахар не добудешь».

— Возможно, — отозвался француз. — Но мы все-таки увидимся с Беатрисой Гранвиль. И воистину это событие обернется для нас лучом света в царстве тьмы.

«Да уж, именно это для тебя важнее всего», — подумал Герольт. Однако вслух он ничего не сказал. Их положение и так было достаточно тяжелым, чтобы жертвовать дружбой в угоду плохому настроению.

Путь к арене стал для Мак-Айвора настоящей пыткой.

Амир ибн Садака не отказал себе в удовольствии лично забраться на помост и объявить о начале сражения. Толпа, узнавшая, кого Амир вышлет на арену сражаться с Абуной Волком, издала ликующий крик. Злорадные завывания посетителей, жаждавших смерти тамплиера, смешивались с проклятиями и оскорблениями в его адрес. И бедные, и богатые зрители сгорали от нетерпения, желая увидеть, как их соплеменник убьет одного из ненавистных крестоносцев, как нанесет ему огромное количество ран и прольет его кровь на песок арены.

Зрители толпились у барьера, доходившего им до пояса, и уже устроили настоящую давку, когда в глубине галереи, ведущей на арену, показался Мак-Айвор. На его ногах не было обуви, а одет он был в тунику с намалеванным на ней подобием красного креста тамплиеров. Охранники выпустили Мак-Айвора в узкий, отделявший его от публики проход. Рыцарь вышел на арену. Зрители плевали в него со всех сторон, выкрикивали оскорбления, заглушая друг друга, и показывали кулаки, словно они и сами охотно подрались бы с ним.

Мак-Айвор прошел через бушевавшую толпу с высоко поднятой головой и со стоическим выражением лица. Он ни разу не вздрогнул и не замедлил шаг, даже когда получал плевок в лицо. Он шел так, будто не замечал ни криков, ни летевшей в него слюны. Однако под окаменевшей маской равнодушия прятались очень сильные чувства. Путь на арену оказался невыносимо долгим. Чтобы ограничить подвижность Мак-Айвора, коварный Амир ибн Садака велел с помощью короткой цепи приковать его правую ногу к железному шару. Это ядро можно было бы легко поднять и нести в руках, но короткая цепь лишала шотландца такой возможности. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как тащить железный шар за собой.

Оружие Мак-Айвор еще не получил. Его должны были выдать на арене, перед самым началом боя. Шотландец приготовился получить самый дрянной клинок. Надеяться рыцарю оставалось только на то, что Амир ибн Садака не допустит его смерти в первом же сражении. Нынешний бой должен был лишь распалить зрителей, заставить их прийти сюда еще, а возможно, и не один раз — до тех пор, пока неверного, наконец, не убьют. Если Амир его не обманул, настоящим, не на жизнь, а на смерть, будет лишь последнее из задуманных сражений. Сегодня же действовало такое правило: тот, кого ранят слишком тяжело для того, чтобы продолжать бой, должен признать свое поражение, сдаться и уйти с арены живым. Существовала только одна проблема: более удачливый противник может и не предоставить раненому такую возможность.

Когда Мак-Айвор вышел на середину освещенной шестью факелами арены — по его расчетам, эта площадка, покрытая песком, достигала десяти шагов в диаметре, — крик толпы внезапно перешел в оглушительный рев.

С другой стороны на арену вышел Абуна Волк.

Зрители чествовали его, как античного героя, и даже поздравляли его, словно он уже победил неверного.

Мак-Айвор попытался на глаз определить силу и степень выносливости своего соперника. То, что справиться с ним будет нелегко, Мак-Айвор понял сразу. Мало того что Абуна Волк был необычайно крупным для арабов мужчиной, в его теле к тому же не имелось ни капли лишнего жира. Он вышел раздетым по пояс, чтобы устрашить противника видом сильно развитых мускулов груди и рук. Обут Абуна Волк был в черные, доходившие до колен кожаные сапоги, а бедра его обхватывал широкий фартук, сшитый из такой же черной кожи. Его лицо с широким лбом и резко выступавшим подбородком не выражало никаких чувств. Свою кличку Абуна Волк получил за хищный прикус и волосы странного темно-серого цвета, действительно напоминавшие шерсть волка. В правой руке Абуна держал симитар с длинным и широким клинком.

На лице Мак-Айвора не дрогнул ни один мускул, когда он встретился взглядом со своим противником, величественно вышедшим на арену. Не заметил он и плевка Абуны у своих ног.

Наконец шотландец получил свое оружие. Меч ему не передали, а презрительно бросили через барьер на песок арены.

В тот же миг один из слуг по сигналу своего хозяина ударил в гонг толстой палкой, обмотанной тканью. Это был знак начала сражения. Другой слуга перевернул песочные часы. Их содержимому требовалась четверть часа, чтобы пересыпаться в нижнюю часть. Если за это время победа не одерживалась ни одним из соперников, бой объявлялся оконченным — без победы и без поражения. Такой исход предоставлял Амиру ибн Садаке еще одну возможность нажиться.

Мак-Айвор успел наклониться, вовремя подобрать оружие и отразить немедленный выпад противника. Первый же удар дал ясно понять рыцарю, что его ожидает.

Под оглушительный рев толпы клинки начали биться один о другой. Из-за спешки шотландец не сумел блестяще отразить первый удар. Клинок симитара скользнул вдоль клинка Мак-Айвора и оставил резаную рану на правом предплечье тамплиера.

Успех Абуны Волка толпа встретила оглушительными криками, свистом и рукоплесканиями. Абуна победно оскалил зубы, тогда как Мак-Айвор отскочил назад, рывком оттащив в сторону и свое ядро.

— Сейчас ты за все заплатишь, проклятый крестоносец! — крикнул Абуна так громко, что его услышали все. — Я умою руки в твоей крови!