Кровавый отпуск - Виктор Кнут

— Вот ведь жопа… — вздохнул паренек и рассмеялся: — Говорила мне мамка: «Не водись с городскими. Нае…т». — Он подергал за рычаги, и бульдозер лихо развернулся на месте. — А я ее не послушал… На бутылку-то хоть дадите?

— Обязательно, — пообещала я и осторожно потрогала блестящий рычаг. — А ты дашь порулить?

* * *

Подберезье было довольно большим селом с несколькими трехэтажными многоквартирными домами в центре. Там же вокруг единственной здесь заасфальтированной площадки сбились в кучу два магазина, здание сельской администрации, памятник космонавту, выходцу из какой-то соседней деревни, и изба с вывеской «Почта — Аптека». Возле избы, словно курортники на пляже в Анапе, валялись в пыли несколько полудохлых собак, а у входа в один из магазинов на пустых овощных ящиках расселись живописнейшие старухи в телогрейках и цветастых платках.

— Подъезжай к почте валютную, — приказала я Гене (именно так представился наш бульдлзирист, когда мы знакомились по пути). — Так, чтобы бабки не видели, что я выхожу из кабины.

— Нельзя. — Он картинно развел руки. — На асфальт мне нельзя. Испорчу траками.

— О дурдом! — простонала я. — Подъезжай, я сказала! Насрать, что испортишь! Потом скажешь, что я собиралась тебя пристрелить.

Гена ядовито хихикнул, и бульдозер, рявкнув, смело вкатил на драгоценный асфальт. Бабки не обратили на нас никакого внимания. Собаки тоже. Из магазина вышли две молодые женщины, начали пристраивать на багажники велосипедов сумки с продуктами. Одна из них проводила нас взглядом, но я не боялась, что она сможет разглядеть мое лицо через заляпанные грязью стекла.

— И чего дальше? — Гена подогнал бульдозер к избе и выжидательно уставился на меня.

— Дальше жди, пока не вернусь.

— А я, уж извини, посторожу тебя, — добавил Джамал и протянул мне мятую сторублевую бумажку. — Удачи, Марина.

— Угу… Спасибо. — Я распахнула дверцу и выскользнула из кабины.

И сразу в глаза мне бросилась моя физиономия, плохо отксеренная на дешевой бумажке под ярким заголовком «Внимание! Розыск!». И чисто по-русски никакого вознаграждения за меня не обещано. Даже обидно!

Бумажка была намертво прилеплена к входной двери на почту и основательно перемазана по углам желтым клеем. Я не пожалела нескольких драгоценных секунд и внимательно прочитала свое описание, напечатанное под фотографией. Возраст 20–22 года. (Да, на столько и выгляжу.) Рост 165–170. (Согласна.) Телосложение худощавое, спортивное. (Хм, спасибо, конечно.) Волосы средней длины, темно-русые. (Это как, интересно? Писали бы: «Рыжие».) Глаза голубые. (Я бы еще добавила, что бездонные, как весеннее небо.) Лицо густо покрыто веснушками. (О Господи! Враки! Нет ни единой! И что за идиот это придумал?) Так, дальше… Могу быть одета в светло-коричневый спортивный костюм и белые кожаные кроссовки… Имею при себе огнестрельное оружие… Владею приемами рукопашного боя… При задержании могу оказать сопротивление… М-да, подробнее не придумаешь. Если, конечно, не указывать объем груди и менструальный цикл.

Я оторвала взгляд от бумажки, подумала, а не сорвать ли ее на память, но решила с этим повременить и отправилась делать звонок.

«Почта — Аптека» занимала светлую просторную горницу со скрипучим дощатым полом и гирляндами липучек от мух. При этом маленький аптечный прилавок — только пустой прилавок, без пилюль, микстур и провизора, — приткнулся к простенку между дверью и круглой печкой-голландкой, а почта вольготно расположилась в красном углу. Там заправляла кругломордая мисс Подберезье с ярко накрашенными губами и сверхкороткой тифозной прической. Между аптекой и почтой были устроены две кабинки для телефонных переговоров, притом на одной из них висела табличка «Ремонт», а внутри были свалены какие-то деревяшки.

Здесь тоже не обошлось без бабулек — они в количестве трех человек скромно сидели вдоль стеночки на единственной скамейке для посетителей. Оживленно обсуждали какую-то (или какого-то) Феньку, охали и сокрушенно качали повязанными платочками головами. Рядом с бабулями, оперевшись спиной на оклеенную обоями стену, стоял мужик средних лет, наряженный в тщательно отутюженные брюки, белую рубашку и пятнистый красно-коричневый галстук. Стоило мне войти, как он тут же раздел меня взглядом и убрал внутрь круглый пивной животик. Моментально сократил объем талии примерно в два раза! Бедный, и чего ему это, наверное, стоило!

— Здравствуйте, — скромненько пискнула я и поспешила к массивной почтовой стойке, из-за которой на меня ревниво уставилась стриженая девка.

— Здравствуй, — хором пропели бабульки.

— Здорово, — пробасил сокращенный в объеме мужик, и я спиной ощутила на себе его влажный взгляд.

«И как же скоро меня здесь вычислят? — размышляла я, дожидаясь, когда почтальонша оторвется от конвертиков и открыток и обратит на меня начальственный взор. — В своих бурых спортивных штанах, в белых кроссовках и с ростом 170 я здесь, как прыщ на носу президента. Не захочешь, да обратишь внимание. А дальше… Черт его знает! Скорее всего, придется пугать обывателей пистолетом, пока не дозвонюсь до диспетчера».

Автоматической связью здесь даже не пахло. Мне пришлось заполнить бланк заказа, занести в него номер секретного телефона, количество минут разговора и свои анкетные данные. Особо не утруждаясь, я обозвала себя Смирновой Эсфирь Самуиловной, и, прочитав это, почтальонша оглушительно хрюкнула.

— В течение получаса заказ, — пропела она, и я скромненько притулилась в уголке поближе к аптеке.

Никто пока не обратил на меня никакого внимания. Бабульки шушукались между собой, мужик в белой рубашке продолжал бороться со своим животом, а стриженая красавица звонко пела в телефонную трубку:

— Настя! Настя! Прими Ленинград!.. Срочную!.. Кто подойдет!.. Срочную, я сказала!.. Ленингра-а-ад!!!

— А кто у вас в Ленинграде? — Мужичок оперативно переместился по стеночке и, состроив на роже любезнейшую улыбочку, начал подкатывать ко мне яйца. — Знаете, у меня там сестра. А у вас? Любимый, наверное?

— Я там сама, — прошипела я. — Живу я там. — Уж чего мне сейчас не хватало, так это дряхлеющих местных плейбоев!

Очень хотелось рявкнуть: «Пошел в жопу, мудак!», но нельзя привлекать внимания. Пока что меня каким-то чудом еще не отождествили с ориентировкой на входной двери, но в любой момент, если приглядятся внимательнее… если хоть ненадолго включат воображение… И придется мне с «пээмом» наперевес сторожить выход, чтобы отсюда никто не выскочил, пока не дозвонюсь до Петербурга. Как же это будет неудобно!

И как же плохо то, что засвечу сегодня номер диспетчера. Правда, никто владельца телефона не вычислит. Даже спецслужбы не только не смогут этого сделать, им просто не позволят совать туда нос. Но Организации придется менять диспетчеру номер. Хотя это обычное дело. За последний год его меняли уже три раза.

— А сюда вы приехали в отпуск? — продолжал разоряться мужик. — Пра-а-авильно. Я вот тоже… Позвольте представиться, — он протянул мне руку. — Игорь.