Убийство Иисуса. Расследование самого громкого преступления в истории - Билл О’Рейли

Менялы назначают несправедливый, но очень выгодный для себя курс обмена римских монет на шекели. Получают выгоду от этого жульничества и храмовые первосвященники. Во внутренних дворах Храма имеются сокровищницы, до краев полные шекелей и иноземных монет, которые каждый год оставляют здесь пилигримы. Нередко Храм одалживает эти деньги – как правило, крестьянам, которые не могут заплатить налоги, – и при этом дерет безбожные проценты. В храмовых конторских книгах ведется тщательный учет задолженностей, и тем, кто не может заплатить, приходится туго: им грозит потерять и дом, и землю, и скот, а быть может, и самим попасть в долговое рабство или в число «нечистых». Трущобы Нижнего Иерусалима полны семей, изгнанных с собственной земли за то, что они не смогли вернуть долг Храму.

Так что Пасха – не просто праздник веры и благочестия; это еще и день прибыли. Каждый год Иерусалим посещают четыре миллиона иудеев. Большой доход получают хозяева лавок, трактиров и гостиниц, но самая серьезная выгода – от налогообложения и обмена валюты – принадлежит храмовым священникам и их хозяевам-римлянам. Еще больше становится прибыль, когда бедняки покупают ягненка или голубя, чтобы совершить обязательное жертвоприношение в Храме. Священник осматривает животное или птицу – и, если найдет на нем хоть малейшее пятно или порок, жертвоприношение будет объявлено нечистым и хозяину придется покупать другую жертву. Неудивительно, что люди молчаливо сжимают кулаки, когда ведут дела с храмовыми священниками. Многие втайне мечтают сжечь храмовые книги и разграбить сокровищницы. Пройдет каких-нибудь сорок лет – и сыны и дочери Израиля так и сделают.

Но в нынешнюю пасхальную неделю до этих событий еще далеко. Сейчас Иисус поднимается во Двор язычников и пробирается через толпу на открытую площадку.

До сих пор, со времени крещения и поста в пустыне, его служение не привлекало внимания. У Иисуса из Назарета нет армии. Нет золота. Нет меча. Нет даже «штаба» или какой-либо инфраструктуры для поддержки движения. До сих пор ничто в его поведении не говорило о гневе и бунте, о желании кому-то противостоять. Самое яркое его «публичное выступление» с момента крещения Иоанном произошло на свадьбе в галилейской деревне Кана, где был он вместе с матерью. Если Иисус и готовится начать революцию, открыв народу себя как Бога, – кроме него самого об этом пока никто не знает. Он еще не проповедовал перед толпой. Не бросал вызов ни Риму, ни храмовым первосвященникам. Кажется, ему это вовсе и не нужно.

Но сейчас, когда Иисус проходит мимо столов с высокими столбиками блестящих монет, когда видит, как стоят перед этими столами жители Галилеи, беспомощные в лапах жадных менял, как высокомерно наблюдают за ними первосвященники, – что-то в нем не выдержива-ет. Пасхальный ритуал обмена денег не изменился с тех пор, как он был ребенком, но сейчас Иисус впервые чувствует себя в силах и вправе сделать что-то с этим очевидным злом.

Обычно Назареянин не склонен к гневу и тем более к ярости. Напротив, в Иисусе ощущается необычайное спокойствие и безмятежность. Так что те, кто его знает, сейчас с тревогой следят за тем, как он идет к столам менял. В движениях Иисуса – сила, во взгляде – стальная решимость.

Столы сделаны из дерева. Поверхность их испещрена царапинами и выбоинами от тысяч монет, скользящих по этим столешницам туда-сюда. Монеты не вполне одинаковы по размеру и форме, так что блестящие столбики получаются неровными. Менялы сидят перед грудами серебра, сверкающего на ярком иерусалимском солнце.

Столы, должно быть, очень тяжелы. Однако их вес не смущает Иисуса – не зря он двадцать лет вместе со своим отцом обрабатывал дерево и камень. Он берется обеими руками за ближайший стол… и опрокидывает! Множество блестящих монет – целое состояние! – летят во все стороны. Шульханим вскакивают, что-то кричат в ярости и в испуге, но Иисус их не слушает; монеты каскадом разлетаются по двору – а он уже переворачивает следующий стол, и следующий.

Подобного никто здесь никогда не видел. Иисус творит что-то безумное, за такое и убить можно! Толпа дружно ахает – а Иисус вздымает над головою свой веревочный кнут. От столов менял он переходит туда, где продаются козы и овцы. Щелкает кнутом, и испуганная скотина бросается во все стороны. Оттуда он идет к клеткам голубей, которые также продаются для жертвоприношения, переворачивает клетки, распахивает дверцы и выпускает птиц на свободу.

И никто не пытается его остановить.

В Иисусе ощущается такая мощь, что ни один, даже самый сильный человек не решается встать у него на пути. Мужчины, женщины, дети рассеиваются перед Иисусом и его кнутом.

– Возьмите это отсюда! – кричит он менялам и продавцам скота. – Дом Отца моего не делайте домом торговли!

И эти люди, несколько секунд назад упивавшиеся своей абсолютной властью над паломниками, теперь дрожат в страхе, что Иисус и на них обратит свой кнут. Менялы видят, как их состояние катится по земле, но не пытаются подобрать монеты. Скот – коровы, козы, овцы – в испуге носится по Двору язычников; встреча с жертвенным ножом пока отложена.

Храмовые дворы огромны, и священники и молящиеся в Храме не слышат того, что творится снаружи. Многие верующие, не видевшие, что произошло, теперь с изумлением обнаруживают себя посреди испуганного стада. Но те угнетенные бедняки, что стали свидетелями дерзновенного поступка Иисуса, ясно осознают: их глазам предстало нечто необычайное. Они стоят, словно вросли в землю, неотрывно и жадно наблюдая за этим невероятным зрелищем.

Постепенно паломники и храмовые служители образуют вокруг Иисуса кольцо. Он стоит, по-прежнему сжимая в руке бич, словно бросая им вызов.

– Каким знамением докажешь ты нам, что имеешь власть так поступать? – требовательно спрашивает один меняла.

Воины видят беспорядок, но пока не вмешиваются. Пусть этот сумасшедший сначала объяснится, думают они.

– Разрушьте Храм сей, – звучно и веско отвечает Иисус, – и я в три дня воздвигну его.

Теперь-то все понимают: он просто сумасшедший!

– Сей Храм строился сорок шесть лет, и ты в три дня воздвигнешь его? – фыркает другой меняла.

Среди зрителей – Никодим, благочестивый фарисей и член иудейского государственного совета: он смотрит на Иисуса с интересом и всерьез ждет ответа.

Но Иисус молчит. Он знает: здесь, в Храме, словами не достучишься ни до умов, ни до сердец.

Никто не преграждает Иисусу путь; он проходит через Двор язычников и входит в Храм. Позади слышится звон серебра и бронзы: менялы торопливо собирают свое достояние – все, до последней монетки. Продавцы скота ловят разбежавшийся товар. Паломники дивятся тому, чему только что стали свидетелями. Многие из них сами давно мечтали совершить что-то подобное. По галилейскому выговору, простой одежде и широким плечам рабочего человека они понимают: Иисус – один из них. Сегодня этот человек для многих стал героем. О нем заговорили повсюду[35].