Корона из золотых костей - Дженнифер Ли Арментроут

– Я буду охранять вас обоих, – ответил Киеран.

Потом я услышала голос Кастила.

– Посмотри на меня, – приказал он, поворачивая мою голову к себе. Мои веки были слишком тяжелыми, чтобы сделать это. – Держи глаза открытыми и смотри на меня.

Мои глаза открылись, повинуясь его воле, и я… не могла больше отвести взгляд от него.

– Смотри на меня, Поппи, и слушай.

Его голос был мягким и глубоким, и распространялся повсюду – вокруг и внутри меня. Я могла только подчиняться.

– Я люблю тебя, Пенеллаф. Тебя. Твое неистовое сердце, твой ум и силу. Люблю твою бесконечную доброту. Люблю то, что ты приняла меня. Поняла. Люблю тебя и буду любить до последнего дыхания и после, в Долине.

Кастил опустил голову, прижавшись губами к моим губам. Что-то мокрое скользнуло по моей щеке.

– Но я не собираюсь так скоро отправляться в Долину. И я не потеряю тебя. Никогда. Я люблю тебя, принцесса, и даже если ты возненавидишь меня за то, что собираюсь сделать, проведу остаток наших жизней, заглаживая свою вину.

Он резко выпрямился и тяжело выдохнул.

– Давай!

Киеран выдернул болт, и это… раскололо холодное оцепенение, обволакивавшее мое тело. Мое тело дернулось и продолжало дергаться и извиваться. Что-то сдавило мой череп, мою грудь, распространяясь по телу…

Кастил был быстрее молнии. Он откинул мою голову назад и погрузил зубы мне в горло. Меня охватило смятение. Разве мало я уже потеряла крови? Мысли путались, и до меня медленно доходило, что собирается сделать Кастил. Он…

О боги, он собирается меня вознести.

Ужас вцепился в меня когтями. Я не хотела умирать, но не хотела и превращаться в нечто нечеловеческое. Холодное, безжалостное и бездушное. Ведь у Вознесшихся нет души? Вот почему я ничего от них не чувствую. У них нет души, чтобы подпитывать эмоции. Они неспособны даже на самые простые чувства. Я не…

Обжигающая красная боль разметала мои мысли и потрясла едва бьющееся сердце. Жжение от укуса не прошло, когда Кастил сомкнул губы на ранке. Не сменилось томительным, чувственным ощущением, когда он втянул мою кровь. Не было того восхитительного, обольстительного жара. Только огонь на коже и внутри меня, сжигающий каждую клеточку. Это было хуже, чем в тот раз в экипаже с лордом Чейни, но сейчас я не могла сопротивляться. Ничего не помогало. Не могла увернуться от боли. Она была слишком сильной, и крик, который не удавалось выдохнуть, отскочил от моего черепа и взорвался в небе, в серебряных молниях, которые перечеркивали тучи и били в руины замка и вокруг него. Казалось, весь мир содрогнулся, и алые листья посыпались с дерева, падая на плечи Кастила, укрывая спину Киерана и оседая на серебристом мехе Джаспера.

Мое сердце… Оно остановилось – я это почувствовала. О боги. Я чувствовала, как оно пропустило один удар, второй, а затем словно бы попыталось биться дальше, завестись снова. Но у него не получилось. Во мне все сжалось. Легкие. Мышцы. Все органы. Мои глаза были широко раскрыты, взгляд остановился, а тело силилось сделать вдох, освободиться, а затем… смерть ворвалась так сладко, проглотив меня целиком. Я утонула в ее насыщенных темных специях.

Не было ни света, ни цвета, и какое-то время я парила там, ни к чему не привязанная, холодная и пустая. Я не мыслила. Не чувствовала. Существовала в небытии…

Пока не увидела точку серебристого света – казалось, в целом мире от меня. Свет пульсировал и с каждым ударом расширялся. По краям выползли клочковатые щупальца и потянулись через пустоту. Я медленно поплыла к нему.

Внезапно возник звук. Голос столь глубокий и мощный, что нашел меня в небытии и вцепился так, что я больше не скользила к серебристому свету. Голос держал меня в плену.

– Пей. Продолжай пить, – приказал он. – Вот так. Глотай. Пей, принцесса, пей ради меня…

Слова повторялись снова и снова, казалось, целую вечность. Наконец они стихли, и я опять осталась одна в тишине. На этот раз серебристого света не было. Не было ничего, кроме тепла и пустой темноты со сладким, приятным ароматом… сирени.

Я оставалась там, пока меня не окружили проблески неярких красок. Красные. Серебристые. Золотые. Они кружились в вихре, и я скользила сквозь них, падала через ночи, через годы, пока не стала маленькой и беззащитной. Я стояла перед отцом.

Я видела его отчетливо. Медно-рыжие волосы в свете лампы. Квадратная челюсть, покрытая многодневной щетиной. Прямой нос. Глаза цвета хвои.

– Милый маленький цветочек. Милый маковый цветочек. – Папа наклонился и поцеловал меня в макушку. – Я люблю тебя больше, чем все звезды на небе.

– Я люблю тебя больше, чем всех рыб в море.

– Девочка моя. – Руки отца задрожали на моих щеках. – Кора?

Мама вышла вперед. Она казалась бледной.

– Тебе следовало знать, что она найдет сюда дорогу. – Она оглянулась через плечо. – Ты ему доверяешь?

– Да, – ответил он, а мама взяла меня за руку. – Он уведет нас в безопасное место…

На постоялом дворе, словно гром, заревел ветер, прилетевший из какого-то нездешнего места. Послышались голоса – не папы и мамы, а сверху, из-за цветного вихря, с другого конца небытия.

– Кто остался? – спросил мужской голос, тот самый, что нашел меня, когда я плыла к серебристому свету, но сейчас он был хриплым, слабым и уставшим.

– Только мы, – ответил другой глубокий голос. Этот был напряженным. – Не стоит волноваться насчет стражей. Думаю, Джаспер решил, что будет лучше, если их… просто больше не будет.

– А мой отец?

– Он пока что не проблема. – Голос помолчал. – В Бухту мы вернуться не можем, но есть… – Он на миг умолк. – Нам придется об этом позаботиться на случай, если она… Как ты думаешь, можешь двигаться?

Ответа долго не было.

– Я… не знаю.

Я опять упала, снова скользнула назад через годы.

– Оставайся с мамой, малышка. – Папа коснулся моих щек, отвлекая меня от голосов. – Оставайся с ней и найти брата. Я скоро за вами вернусь.

Папа встал и повернулся к двери, к человеку, который стоял там, глядя в узкую щель между панелями. Его волосы напомнили мне пляжи у моря Страуд.

– Ты его видишь?

Мужчина у двери кивнул.

– Он знает, что ты здесь.

– Он знает, что она здесь.

– Как бы то ни было, он ведет их сюда. Если они сюда придут…

– Этого нельзя допустить, – сказал папа, кладя руку на рукоять меча. – Она им не достанется. Мы этого не допустим.

– Нет, – негромко согласился мужчина, оглядываясь на меня странными голубыми глазами. – Я не допущу.