Сны Ocimum Basilicum - Ширин Шафиева

– Ну ладно, я буду ждать вас там, где высадилась. Не забудьте затормозить и подобрать меня! – И она быстрым шагом пошла прочь. Некоторые неодобрительно обернулись ей вслед, сочтя высокомерной – и чего это их общество показалось ей недостойным?! Кое-кто из молодых свободных мужчин попытался завязать с ней беседу, но Рейхан ещё не совсем вернулась в реальность, поэтому не смогла ответить ничего вразумительного.

Возвращаясь, она заметила на холмах кое-что странное. Она не догадалась захватить с собой бинокль, но цветные пятна возле одного из деревьев очень походили на палатки. Рейхан никогда не слышала раньше, чтобы кто-то занимался хайкингом на Бешбармаг, но, с другой стороны, вещи, о которых она ничего не знала, представляли собой бесконечное множество, и, исходя из этого, Рейхан могла допустить любой факт, даже то, что в палатках засели… ну, скажем, что-то совершенно нехарактерное для этой страны, например, наблюдатели за птицами!

«Успею ли я сбегать к палаткам, пока эти навопятся и нафотографируются вдоволь? – подумала Рейхан. – Хотя какая разница. Подождут. А если и нет, вернусь в Баку на попутке, что мне сделается».

Она резво сбежала вниз по лестнице, попрощалась с весёлыми старушками, наперебой выкрикивавшими ей вслед пожелания счастья, удачного пути и – на всякий случай – скорейшего наступления беременности, отыскала тропинку, которая, по её расчётам, должна была вывести к самим палаткам, и свернула на неё.

Идти было нелегко, но Рейхан отвлекала себя раздумьями о найденной ленточке с загадочной надписью. Она не могла отделаться от ощущения, что разгадка совсем близка и очевидна, стоит только как следует посмотреть по сторонам, а связано слово «карамель» с местом, не иначе, но с ходу ей удалось вспомнить только бывшую карамельную фабрику на Кубинке, и едва ли речь шла о ней.

Тропинка вывела Рейхан на вершину холма, откуда было видно палатки (теперь она ясно видела, что это именно палатки, пара красных, три белые и три синие). И вдруг, в окружении возвышенностей, Рейхан обратила свой взор к юго-западу, где почти от моря до заповедника Алтыагач протянулись агатовые горы района Хызы, слоистые многоцветные горы. Или, как их ещё называли, карамельные. Сердце Рейхан вздрогнуло, когда она поняла, что это и есть ответ. Если бы она ещё знала, каков вопрос!

«А не оставить ли мне идею с палатками и не уговорить ли всех поехать ещё и в Хызы, бонусом?» – эта мысль показалась соблазнительной, но и узнать, кто и почему разбил здесь лагерь, ей тоже хотелось. Она достала мобильный телефон. Связи не было. Солнце опустилось уже довольно низко, скоро должно было стемнеть, а значит, пока они доедут до карамельных гор, наступит кромешная тьма. Обстоятельства голосовали за то, чтобы она наведалась к палаткам.

Марш-бросок по нехоженой местности – змеи трепещущими лентами расползались в стороны от уверенных шагов, – и Рейхан оказалась у стоянки, где компания молодых людей разных национальностей уже разожгла костёр и приготовила прутики, унизанные зефиром. «Кто-то тут очень весело проводит время», – с завистью подумала Рейхан. Они заметили её – тонкую фигуру, возникшую из ниоткуда в подступающем сумраке – и, должно быть, всполошились. Одно из маршмеллоу встретило свой конец в костре. К Рейхан потянулся противоречивый запах палёного сахара, а следом за ним от костра к ней направился молодой человек, которого Рейхан отметила с самого начала среди прочих как не слишком красивого в классическом понимании этого слова, но крайне приятного. Он поздоровался с ней по-английски, Рейхан ответила, радуясь, что может попрактиковаться в языке.

Удивительно, но шуточное предположение Рейхан оказалось правдой: компания действительно занималась орнитологическими наблюдениями. Разговаривая с новым знакомым, которого звали Хельмут (ей пришлось по нраву его имя, напоминавшее одновременно о скандинавской богине царства мёртвых и о шлемах), она узнала, что Бешбармаг – перевалочный пункт не только для путешествующих на север и обратно людей, но и для миллионов перелётных птиц. Рейхан почти совсем не разбиралась в орнитологии, хотя знала, что залетевшие в дом воробей, голубь или ворона предзнаменуют смерть, а стриж или ласточка появляются к изменению семейного положения. Хельмут показывал отснятые его командой фотографии, и Рейхан поразилась разнообразию форм и расцветок, красочное оперение некоторых птиц напоминало о тропиках. Ей сразу же захотелось найти хотя бы одно ярко-зелёное или переливчато-синее пёрышко. В городе водились лишь невзрачные воробьи, наглые голуби да серые вороны с трогательно важными мордами, и последних становилось всё больше – их привлекал мусор.

Почти стемнело. Рейхан неохотно подумала о том, что Эллада, лишённая мобильной связи, должно быть, сбилась с ног, разыскивая её, и в следующий раз ещё, чего доброго, откажется брать подругу с собой в поездку. Оставив Хельмута, она с задранной рукой носилась из стороны в сторону, словно ребёнок, запускающий бумажного змея, пытаясь найти тот заветный пятачок, на котором телефон будет ловить сеть, но не преуспела в своих поисках.

– Моя группа, наверное, уехала, – беспечно объявила она орнитологам. – Я останусь тут на ночь у костра?

Тень робкого восторга промелькнула на лице Хельмута. Остальные казались ошарашенными, но у них не было причин ей отказать.

(Тем временем между Элладой и её мужем, ожидавшими Рейхан в условленном месте, произошёл такой разговор:

– Она уже должна была дойти до дороги, куда она пропала? – переживал муж.

– Не парься, это же Рейхан. Что ей сделается?

– Опасно ходить ночью в глуши одной.

– Опасность грозит тем, кто рядом с ней окажется.

– Ну да, я, конечно, видел всякое… Но всё-таки мне кажется, надо её поискать. Дозвониться не можешь?

– Нет. Начнём её искать – люди злиться начнут, а потом окажется, что она побежала за каким-нибудь красивым мотыльком или что-нибудь ещё в этом духе. Или вообще нашла себе другую компанию и с ними уехала. Давай, двигаемся.)

Звёзды начали загораться над Бешбармаг. Их было намного больше, чем в городе, словно по синему бархату рассыпали мерцающую пудру, но Млечный Путь так и не смог победить световое загрязнение от городов и посёлков. Несмотря на это небольшое разочарование, Рейхан не хотела отрывать жадных глаз от неба и опускала голову только для того, чтобы отхлебнуть горячего чая из эмалированной кружки или взглянуть на то и дело заговаривавших с ней любителей птиц. Среди них были и азербайджанцы – студенты, представители поколения, привыкшего поглощать огромное количество информации обо всём на свете и оттого небезразличного ко всему. Они посетовали на равнодушие местного научного сообщества и министерства экологии к вопросу о планируемом строительстве большой международной трассы рядом с горой. Бедные пташки будут попадать под колёса, утверждали они, но наши учёные настаивают на том, что это абсолютно безопасно, и Бешбармаг не нуждается в охранном статусе. Рейхан любила дороги. Они подхватывают тебя и несут прямиком в будущее, непременно счастливое (это настоящее и прошлое могут быть тяжёлыми и трагическими, но будущее – никогда). К тому же она не бралась спорить о том, чего не изучала, и всё же не смогла не вспомнить, как на устроенном для них, студентов медицинского вуза, международном семинаре, куда приехали читать лекции учёные фармацевты из Германии и Австрии, один из престарелых профессоров, которому какой-то тезис приезжих выскочек показался возмутительным, встал и, перебив говорившего, важно изрёк: «Вот вы тут такие вещи утверждаете… Но что такое вода? Вода – это хаш два о!» – и он победно посмотрел на своего оппонента, как будто только что увёл Нобелевскую по химии прямо из-под его длинного фашистского носа. На этом его речь завершилась. Перебитый лектор выжидающе смотрел на переводчика, заинтригованный коротким замечанием дряхлого старца, переводчик мялся, не зная, как поступить, а студенты бурными жестами выражали свой стыд и всячески пытались дать понять, что они – не такие, как этот. Словом, доверия аборигенные светила науки у неё не вызывали.