Есть ли еще секс в большом городе? - Кэндес Бушнелл

Обстановка стала накаляться с появлением мужчин. Сперва Китти с Марго повздорили из-за друга Китти, который флиртовал с ними обеими; потом Мэрилин с Куини поцапались из-за тогдашнего бойфренда Куини, а Тильда Тиа вообще была готова цапаться с любым, кто под руку подвернется.

Дошло до того, что даже мы с Мэрилин чуть не подрались.

С начала лета между мной, Сэсси и Мэрилин возникло странное напряжение, которое нарастало по мере увеличения светового дня. Может, оттого что мы никогда раньше не тусовались в большой женской компании и Мэрилин просто играла на публику, но она вдруг начала вести себя странно, совсем не похоже на себя прежнюю. Мэрилин всегда утверждала, что она вечно остается в тени, а теперь нарочито старалась быть в центре внимания, рассказывала неприличные истории, которые мы с Сэсси ни разу не слышали. Естественно, женщины, впервые видевшие Мэрилин, сочли, что она всегда была такой. Опровергнуть это не представлялось никакой возможности, и на какое-то время воцарилась полная неразбериха.

Однажды вечером мы с Китти и Тильдой Тиа сидели на кухне у Китти, и к нам присоединилась Мэрилин. Уже не помню, что послужило катализатором, но мы ни с того ни с сего взъярились друг на друга.

– Я тебя совсем не узнаю! – заявила я.

– Да, я изменилась, ну и что? – парировала Мэрилин. – Привыкай!

Схватив сумку, она рванула к двери.

– Что ты вечно убегаешь от разговора? – крикнула я вслед.

Это прозвучало по-идиотски, потому что Мэрилин никогда раньше не убегала от разговора, поскольку мы ни разу в жизни не ссорились!

– Да пошла ты! – бросила Мэрилин обернувшись.

Слова вылетели как пощечина.

Я задохнулась от возмущения. За двадцать лет дружбы мы ни разу себе такого не позволяли. Я просто ушам своим не верила! Что происходит?

– Как ты смеешь! – заорала я, выходя за ней следом в гостиную.

Сердце гулко билось в животе. Изнутри поднималась ярость, глубокая и страшная, сродни пещерному атавизму. Казалось, я противостою некоему воплощению зла, а не живому человеку…

Мы синхронно подняли руки, готовясь ударить, и вдруг замерли.

Нас обеих словно окатило холодной водой, и мы разом пришли в себя.

Я отвернулась, и она тоже – а может, и наоборот, не помню, – и разошлись в разные стороны: Мэрилин на выход и в машину, а я обратно на кухню.

Каждая из нас немедленно позвонила Сэсси и получила суровую отповедь: взрослые женщины, а ведем себя как дети в песочнице! На нас не похоже.

И она права – это все ПСВ.

Психоз или кризис?

На поверхности ПСВ напоминает так называемый кризис среднего возраста.

В прошлом подобный кризис случался большей частью с мужчинами около сорока. Это расценивалось как некий переходный период, бунт против ограничений, навязываемых обществом, семейными узами и корпорациями, где когда-то работало большинство. В зените кризиса мужчина покупал мотоцикл, начинал читать «Плейбой» или заводил роман. Порой кризис среднего возраста приводил к разводу, но не обязательно. Это считалось нормальной фазой, через которую проходят все мужчины.

Тем временем женщинам никакого кризиса не полагалось. Вместо этого им дозволялись истерики, которые мы сегодня называем недиагностированной депрессией. Пока мужчины вели распутную жизнь, женщины ложились в постель и укрывались одеялом с головой.

В наше время идея кризиса среднего возраста в сорок лет звучит просто глупо. Во-первых, многие лишь к сорока начинают созревать и вести себя как взрослые люди: находят партнера и/или рожают детей, покупают дома за городом и включаются в типичный репродуктивный цикл. Их жизнь вращается вокруг детей и родителей других детей, которых приходится волею случая называть друзьями. А благодаря тому, что нынешний репродуктивный цикл страшно выматывает и поглощает все ресурсы, как физические, так и эмоциональные, он, по сути, оказывает на кризис среднего возраста сдерживающий эффект. Проще говоря, у человека не остается времени, чтобы задавать себе главные вопросы: кто я и что здесь делаю?

Однако стоит учесть, что репродуктивный цикл не отменяет кризиса целиком, а просто отодвигает на более поздний срок. Как правило, это случается в самый неподходящий момент: развод, смерть, переезд, менопауза, потеря работы, дети покидают родное гнездо и тому подобное.

Раньше происходило не так. Когда-то на шестом десятке было принято готовиться к пенсии: меньше работать, больше отдыхать, больше времени уделять хобби и общению с друзьями, которые в свою очередь тоже постепенно замедляли ход жизни. По сути, люди пенсионного возраста просто тихо старели, толстели, чаще ходили к доктору и в туалет. Никто не ожидал, что они вдруг станут заниматься спортом, откроют новый бизнес, переедут в другой штат, займутся случайным сексом с незнакомцами, угодят в полицию и начнут жизнь заново, только на сей раз с одной десятой прежних ресурсов. В большинстве случаев это означало бы возврат в ту самую социально-экономическую ситуацию, из которой они выкарабкивались в свои тридцать и сорок.

Именно так сегодня выглядит жизнь многих женщин в возрасте за пятьдесят.

Лопнувший имплант

Возьмем, к примеру, Эсс. Стандартная история женщины с ПСВ, только все происходит в особом мире так называемого одного процента, то есть теоретически Эсс всегда может позволить себе крышу над головой.

Эсс отнюдь не образец женской добродетели. Она типичный представитель определенного сорта женщин, которые послушно исполняют то, чего от них ожидает общество, и стараются об этом не задумываться.

Эсс выросла в Новой Англии, в одном из тех городков, где все зарабатывают примерно одинаково, ведут похожий образ жизни и одеваются в одних и тех же магазинах.

У нее два старших брата и младшая сестра. Эсс и ее брат Джимми унаследовали внешность от отца. Сестра, копия матери, считалась в семье умной. Эсс была папиной дочкой. Как и большинство мужчин в то время, отец Эсс «слегка употреблял» (в наши дни это считается алкоголизмом): возвращался с работы в пять и до вечернего ужина успевал пропустить три порции джина с тоником. Иногда папина привычка оборачивалась хорошим настроением, иногда нет, и тогда Эсс придумывала способ, как развеселить папочку, а вся семья выражала молчаливую благодарность. Это ее работа, думала Эсс. Возможно, на всю жизнь.

Закончив школу, Эсс трезво оценила свои активы: высокая, стройная, с фигурой, которую принято называть атлетической, – мягкий эвфемизм для плоскогрудых девушек. У Эсс была твердая единичка.

Это расценивалось как серьезный недостаток, занимавший в списке женских несовершенств первое место, опережая такие понятия, как «жирная», «волосатая» и «жирная и волосатая». Маленькая грудь считалась аномалией, оскорблением мужскому полу, о чем братья не уставали напоминать Эсс – и не только они. Весь десятый класс ее травил один мальчик: проезжал мимо дома на мотоцикле, стрелял в нее из «травматика» и орал: