Тиберий. Преемник Августа - Джордж Бейкер

Гарнизон Ализо был спасен, а границы Рейна остались неприкосновенными. Жители Галлии могли спокойно спать в своих постелях.

Вар недаром покончил с собой. Потеря провинции Германии была обстоятельством неприятным, но его можно было пережить, однако гибель двадцати тысяч воинов была преступлением, за которое, кроме смертной казни, не было иного наказания. Для Августа удар был вдвойне тяжелым. Все попытки, которые он предпринимал — зачастую против своей воли, — оказались безрезультатными, и к потере, сколь серьезной она ни была, добавился позор. Он, так гордившийся тем, что вернул знамена, утерянные Крассом в сражении при Каррах, сам потерял целых три! У него случился нервный срыв. Ходили слухи, что этот твердый, уверенный в себе человек месяцами не стриг волос и не брил бороду и, ударяясь головой о стену, повторял: «Вар, верни легионы!»… Это были только слухи…[21] Однако у него были все причины воспринимать это именно таким образом. Хуже всего, что он не мог освободиться от чувства вины.

Рим, уставший от иллирийской войны, воспринял все как-то равнодушно. Вряд ли кто обладал собственностью в Германии, а в подобных случаях люди склонны оптимистически относиться к несчастьям других. Август тут же приказал объявить новый набор в войско. Процесс шел очень медленно. Смешанные силы пополнения, включая вышедших в отставку ветеранов и амбициозных вольноотпущенников, спешно направлялись на Рейн.

Положение, однако, спасли стремительность Аспрены и умение Цедиция. Никто не мог даже и предположить, какими были бы последствия, если бы легионы, занятые только что подавленным иллирийским восстанием, не сумели отразить германцев в случае их прорыва через границу на Рейне.[22] Такая вероятность приходила в голову многим, особенно когда тело Вара было расчленено и сожжено германцами и его голова была послана Марободу, который направил ее Августу, приказавшему должным образом захоронить ее в фамильном склепе… Тогда многое зависело от Маробода, а он наотрез отказался действовать заодно с Армииием.

Разумеется, обратились к Тиберию, которого всегда привлекали в случае серьезной опасности. Следующей весной он отправился на Рейн и год провел, наводя порядок на границе, восстанавливая дисциплину и моральный дух армии. Его знали как человека самостоятельного, который сообразовывался со своими суждениями и не зависел от общественного мнения, однако в данном случае он выказал явный интерес к взглядам и позициям других людей. Он воспользовался советами тех, кто жил на границе, воспринял их рекомендации… В других организационных делах ему вряд ли требовались советчики со стороны. Однако эта граница имела особое значение. Он исследовал всю проблему северо-западных границ, и сделанные им заключения, доложенные Августу, станут известны позднее.

На следующий год к нему присоединился Германик, который знакомился со страной и армией, где его отец совершил такую краткую, но головокружительную карьеру и где о действиях его еще помнили. Было что-то пророческое в прибытии сюда Германика именно в этот момент. Он мог быть предназначен судьбой завершить дело, начатое его отцом Друзом. Тиберий провел показательную переправу через Рейн, с целью произвести на племена впечатление римской мощью и, возможно, чтобы ознакомить Германика с условиями страны.

Живое описание Тиберия как военного дошло до нас от этой кампании. Мы видим его лично наблюдающим за транспортными обозами и строго следящим, чтобы в точности выполнялись его приказы, он разжаловал легата легиона за то, что тот выслал солдат охранять его вольноотпущенников во время их охоты, он спит на открытом воздухе, принимает пищу в походных условиях, сидя на земле. Он отдает письменные распоряжения, и офицеры, не вполне понявшие его приказания, приглашаются в его палатку для разъяснения в любое время дня и ночи. Светильник в его палатке горит всю ночь, это значит, он работает. Впрочем, он ведет тот образ жизни, который его предки по линии Клавдиев сочли бы вполне естественным.

Однако времена менялись. Если работу Друза и должен был кто-то завершить, то это был не Тиберий. Отправленный им Августу доклад о положении дел на границе еще не был известен, однако его влияние стало сказываться повсюду. Иллирийская война была последней его кампанией, Август стремительно старел и явно готовился к уходу с политической арены. Германик возвратился в Рим, чтобы получить консульство, и задержался там на целый год. Он должен был сменить Тиберия на Рейне в должности командующего. В начале 13 г. он прибыл, чтобы принять командование, и Тиберий навсегда распрощался с северной границей, отправившись в Италию, которую уже не покидал до конца жизни.

В первый год своего командования Германик бездействовал. Возможно, он понимал, с чем ему придется иметь дело, и знакомился с обстановкой. Возможно, мнение Тиберия о положении на Рейне возымело свой эффект. Было некое напряжение в воздухе, и каждый ждал шага от старого политика, такого болезненного и так долго живущего, такого знаменитого и такого прославленного, который собирал бумаги, готовясь переложить свою миссию на плечи человека более молодого.

Тиберий достиг некоего водораздела своей жизни, и с этого времени все реки потекли в ином направлении. Его карьера военного осталась позади. Он больше никогда не увидит вынутого из ножен меча, никогда не увидит панорамы высоких гор или открытого пространства. Он перешел от жизни, подчиненной дисциплине и приказам, от жизни на открытом воздухе, которую вел в армии и на границах, к стесненной и полной соперничества жизни большой метрополии. Долгие годы его отсутствие в городе было правилом, а присутствие там — исключением из правила. Он не мог радоваться этой перемене. Человек, который привык отдавать и подчиняться приказам, редко испытывает радость от непростых конфликтов гражданской жизни. Вновь вернуться в мир, в котором приспособление к мнению других людей — беспрерывный и постоянный процесс без надежды на перемены, — ощущение, мало способствовавшее счастью. Нет причин предполагать, что Тиберий сознательно стремился к этим удовольствиям.

Перспектива возникновения конфликтов не уменьшалась и тем, как Август усыновил Тиберия, и его назначением на место своего преемника в качестве принцепса. То ли по соображениям интересов семьи, то ли по более глубоким причинам, которые имел в виду Август, Тиберий должен был отказаться от собственного сына Друза и усыновить Германика, женатого на дочери Юлии Агриппине. Выполнить это условие было непросто. Тиберий пошел на это. С беспристрастностью, которую он выказывал во всех обстоятельствах, он никогда не стремился без необходимости продвигать собственного сына Друза. Однако этот план имел определенные неприятные стороны. Он говорил о подозрениях врагов и полудрузей, постоянно выдвигаемых в отношении Тиберия. Если бы исполнились его собственные устремления, его бы обвинили в том, что он сам же и создал предпосылки, которые привели его к цели. Если бы с Германиком случилось несчастье, в этом обвинили бы Тиберия. И если бы какие-либо случайные обстоятельства стали угрожать Германику — а человеческая жизнь полна таких случайностей, — взоры людей тотчас же обратились бы на Тиберия. Во всем его обвиняли заранее. Мы увидим, насколько оправдались такие подозрения против него.