Лилия под дождем - Кэндис Кэмп

– У меня нет близких родственников, – как бы оправдываясь, сообщил он.

Поняв его неловкость, Мэгги отвернулась к печи и стала подавать завтрак, засунув письмо Хантера в карман.

Это письмо было крупным событием в жизни семьи Мэгги и происходило не чаще трех-четырех раз в год. Поэтому она изучала каждое письмо очень тщательно, перечитывая его по несколько раз. Уилл и Ти очень любили слушать описания того, как Хантер пасет скот и перегоняет его на Север. Во время их похода в Нью-Мексико на них напали индейцы, и они еле отбились от них. Когда Мэгги читала обо всех этих ужасах, у нее волосы вставали дыбом.

Хотя Мэгги была близка со всеми своими родственниками, Хантер всегда был ее любимчиком. Он был ближе всех к ней по возрасту, и они много вместе играли, когда были малышами. Гидеон и Шелби, которые были постарше, смотрели на малышей свысока и не посвящали их в свои «взрослые» дела. Бывали у Мэгги с Хантером и ссоры, но они быстро мирились и очень любили друг друга. Мэгги была счастлива, когда он вернулся с войны целый и невредимый. Правда, он стал не таким веселым – Линнет Конвей смыла с его лица обычную улыбку.

Ти с Уиллом вымыли руки и сели за стол. Все были голодны и молча передавали друг другу еду, не теряя времени на разговоры.

После обеда Мэгги отправила всех во двор и быстро вымыла посуду. Наконец она вышла на крыльцо, подставила лицо прохладному ветерку и занялась письмом. Оно гласило:

Дорогая Мэгс!

Извини за куриный почерк. Пишу огрызком единственного карандаша, который мне удалось найти в бараке. Огарок свечи тоже не способствует хорошему почерку. Завтра мы начнем весеннее клеймение скота, поэтому только через несколько недель я смогу спокойно вздохнуть. Надеюсь, что все вы в полном здравии. На случай, если я не смогу написать маме, пожалуйста, передай ей, что я ее люблю и часто о ней думаю. О тебе я тоже очень скучаю. Как там Ти и Уилл?

Сейчас я вспомнил, как выглядит твоя ферма весной. Должно быть, будет апрель, когда ты будешь читать это письмо. Я думал о нарциссах мамы, растущих перед домом. Весной они так красиво цветут. Иногда мне мерещится, что я чувствую запах земли, только что распаханной плугом, – влажной, жирной и черной, как шоколад. И все-таки я не фермер, как Гидеон, и вряд ли смогу осесть на одном месте.

Слезы навернулись Мэгги на глаза, помешав ей читать. Она прижала письмо к груди и осмотрелась по сторонам. Уже был май, и нарциссы почти совсем завяли. Цвел кизил и розы, а воздух был наполнен пряным запахом жимолости.

Картины и запахи, о которых писал Хантер, были ей бесконечно дороги. Она любила все, что ее окружало: дом, огород. Они были такой же неотъемлемой частью ее, как шрам на руке, оставшийся с того времени, когда она зацепилась за гвоздь в возрасте девяти лет.

Строки письма, в которых Хантер писал о ностальгии по дому, вселили в нее надежду, что он когда-нибудь надумает вернуться домой. Мэгги вздохнула, вытерла слезы и продолжила читать письмо. Он писал, что нашел работу на ферме рядом с Сан-Антонио и собирается остаться там на несколько месяцев, так что она может писать ему прямо туда. Он описал ранчо и его хозяина – Рейфилда Минтера, добавил некоторые подробности о предстоящем клеймении скота и закончил письмо выражением своей любви ко всем родственникам.

Мэгги еще раз перечитала письмо, сложила его и положила обратно в карман юбки. Она сидела, глядя в пространство невидящим взглядом, и размышляла о письме брата. Радовало, что Хантер не забывает о доме. Так что сохранялась надежда, что когда-нибудь он вернется.

Стояло теплое, мягкое утро. Приятно было сознавать, что какое-то время можно было ничего не делать, вдыхать запах весны и думать о возможном воссоединении ее семьи.

Наконец она вздохнула и встала. Слишком много работы ждало ее. Жизнь была такой, какой была, и нужно делать все, что в твоих силах, чтобы выжить. Она расправила юбку, похлопала по карману, содержащему драгоценное письмо, и пошла в дом.

* * *

Вечером, закончив с мытьем посуды, Мэгги вышла на заднее крыльцо. Она слышала, как мальчики играли и смеялись во дворе, и ее тянуло присоединиться к ним.

Выйдя на воздух, она застала сидящего в сумерках на ступеньках Рейда Прескота. Мэгги заколебалась, подходить ли к нему. Иногда ей казалось, что он хочет побыть в одиночестве.

– Мальчики охотятся за светляками, – сказал он, заметив ее.

Мэгги присела рядом с ним на ступеньку. В конце концов, это было ее крыльцо, сказала она себе. Если ему что-то не нравится, пусть уходит. Впрочем, она надеялась, что этого не произойдет. Сегодня она чувствовала, что ей нужно общество, взрослое общество.

– Скоро лето, – заметила она, глядя на Ти и Уилла, которые гонялись за светляками. – Когда мы были детьми, то тоже любили этим заниматься. Несмотря на то, что мы очень уставали, помогая родителям на ферме, на это у нас всегда хватало сил. Папа и мама сидели на крыльце и наблюдали за нами. Я все помню – и как папа курил трубку, и как он пел. – Мэгги грустно вздохнула. – В подобные вечера чувствуешь себя, как в раю. Не представляю, как можно жить где-либо еще. Я никогда не смогла бы жить, как вы, кочуя с места на место.

– Меня это устраивает.

– Наверное, это потому, что у вас нет семьи, – предположила Мэгги.

– Может быть, – его голос прозвучал неуверенно. – Расскажите мне о своей семье.

Мэгги удивленно взглянула на него.

– Об этом опасно просить, – предупредила она. – Моя мама всегда говорила, что я способна заговорить кого угодно.

– Готов рискнуть.

– Ну, хорошо, а что вы хотите знать?

– Все ваши родственники такие же борцы, как и вы?

– Борцы? – Мэгги рассмеялась. – Вы считаете меня борцом?

– А кем еще можно считать женщину, которая встретила меня с дробовиком? Которая отправилась на фронт, чтобы вернуть своего мужа?

– Ах, если это вы называете борьбой, то я полагаю, что мы – такие. Папа и мама должны были быть такими. Земля была еще необработанная, когда они приехали сюда со своими семьями. Они были тогда еще почти детьми, в тридцатые годы. Они поженились и построили свою ферму, когда маме было всего шестнадцать лет, а папе девятнадцать. Первые годы они жили в маленьком домике, почти хижине, когда там у них родился Гидеон. Папа умер прямо перед войной. Он был прекрасным человеком, очень мягким и добрым. Он говорил редко, это я у мамы переняла много рассказывать. Но иногда, по вечерам, он сажал меня на колени, и я тихо с ним сидела. Эти минуты стоили большего, чем тысячи слов. Я помню, как прижималась к его груди, когда он раскачивался, и я до сих пор чувствую запах дыма, когда он курил. – На ее глазах заблестели слезы, и она смахнула их ладонью.

– Вы, должно быть, очень его любили?

– Да. Конечно, я люблю маму тоже, но не так, как отца. Она всегда суетилась и занималась разной работой, она редко отдыхала и была непреклонной в своих убеждениях. Мама часто бранила нас за наше озорство. Папа имел мягкий характер и редко нас наказывал. Ему не нравилось это дело. Я помню лишь один раз, как он отхлестал Хантера за то, что тот играл в карты со Стоуни Картером за торговыми рядами. После этого папа закрылся в своей комнате на весь вечер; я думаю, что он плакал из-за этого. Папа воспринял это тяжелее, чем Хантер, мне думается.