Напиши себе некролог - Валерий Введенский

– Зачем забрал у него флягу?

– После убийства меня затрясло. Чтобы унять дрожь, я решил выпить.

– Ты изначально собирался убить обоих? И Капу, и Костика?

– Нет, конечно, нет. Если бы Капа не проболталась, убил бы ее одну. Костик – случайная жертва.

– Когда ты убил Капу?

– Перед приходом полицейского. Я все оттягивал и оттягивал. Мне было жаль ее убивать. Она такая красивая! Но Капа увидела флягу брата и все поняла.

– Браво! – воскликнул Крутилин.

– Спасибо, – поблагодарил обессиленный экспериментом над собой Яблочков. – Однако возможны и другие версии.

– О них подумаем завтра. Пора по домам. Завтра опросишь всех Капиных клиентов.

– Хорошо. Знаете, что не дает мне покоя? Почему, лишив сознания, Злодей не оставил меня в доме, а вынес наружу?

– Признаться, я тоже об этом размышлял. Думаю, тебя спасло удостоверение. Наверняка он знает, что убийцам полицейских каторга не полагается. Что мы их не задерживаем, а расскасируем[46]на месте.

Первым делом Яблочков отправился на квартиру Гневышевых.

– Клиентов к Капочке приходило много, – поведала Степанида. – Шила она тщательно, брала по-божески, вот люди и тянулись. Всех и не вспомню.

– Меня интересуют только мужчины.

– Мужчины? Откуда им взяться? На перелицовку вещи сдают женщины. Мужчины редко когда. Ну, разве Фаддей Фаддеевич, что под нами живет.

– Род занятий?

– Стряпчий.

– Женат?

– Фаддеич-то? Уже и внуки у них. Мальчонке пять, а девочке шесть. Родители ихние – сын Фаддеича и невестка – от холеры померли, вот его супруга с ними и сидит, никуда не выходит. Он сам и по лавкам, и к сапожнику, и к Капочке…

Степанида промокнула фартуком мокрые от слез глаза.

– Кто еще из мужчин сдавал ей вещи? – спросил Арсений Иванович.

– Зеленщик. Тоже достойный человек. То капусточку подарит, то фунт моркови. Вот Капочка денег с него и не брала.

– Молодой?

– Молодой. Шестидесяти еще нет.

– Кто еще?

– Больше не вспомню.

– Кто из приятелей Костика у вас бывал?

– Последний год никто не приходил. Один Пашка Невельский.

– Какие у Капы с ним были отношения?

– Никаких. Только «Здрасте». Злилась на него за то, что Костика к табаку пристрастил и к водке. Раньше-то про то я молчала в тряпочку, а теперь, когда никого из Гневышевых на свете нет, могу открыть правду. Костик, как только с Пашкой связался, каждый день в лавку купца Анисимова стал забегать по дороге в гимназию, чтобы фляжку отцовскую водкой наполнить.

– Гимназистам ведь не положено отпускать.

– Мало ли что не положено?

Во входную дверь неожиданно постучали:

– Иду, иду, – закричала Степанида и, поясняя на ходу Яблочкову, поковыляла к двери. – Гробовщик должен прийти. Спасибо Государю Императору. Не знаю, что и делала бы без его «катеньки»? Шутка ли, троих похоронить? Даже по шестому разряду. Денег-то – ни копейки, хоть без гробов закапывай.

Но Степанида ошиблась, в квартиру зашел почтальон:

– Гневышева Анна Сергеевна здесь проживает? – осведомился он.

– Нет, – заплакала кухарка. – Уже нет.

– И где ее искать? – деловито уточнил почтальон.

– А в чем, собственно, дело? – спросил Яблочков.

– Телеграмма ей.

– Дайте-ка.

– Не положено. Указано, что в собственные руки.

– Я из сыскной полиции.

– Не положено, – попятился от Яблочкова почтальон.

– Двое жильцов из этой квартиры убиты. А ты станешь третьим, если телеграмму не отдашь, – Арсений Иванович привычно сунул руку в карман сюртука, позабыв, что ремингтон у него забрал поджигатель.

Но оружие не понадобилось, почтальону достаточно было высказанных намерений. Трясущимися руками он достал из сумки запечатанную депешу:

– Если желаете, и остальные отдам, только не убивайте.

Яблочков быстро прочитал:

– Кто такой Перелыгин-Волынский? – спросил Арсений Иванович Степаниду, прочитав имя отправителя.

– Аннушкин троюродный брат. В Москве живет. Как же я про него забыла? Надо известить его про похороны. Вдруг успеет?

Крутилин почесал бакенбарды. Неужели Прыжов оказался прав? Если Капитолина Гневышева жива, такой конфуз случится… Нет! Этого не может быть!

– Я еду в Москву, – предложил Яблочков.

– Успеется, – осадил его Иван Дмитриевич. – Сперва разошлем телеграммы. Одну – в адресный стол Москвы. Если там на вокзале Капу не встретили, должна была в гостиницу отправиться или в меблирашки, где бы ее обязательно прописали. Вторую депешу дадим в село Быково Бронницкого уезда, откуда отправлена сия телеграмма. Глянь-ка в «Справочную книгу Московской губернии», имеется в том селе становой?

Яблочков открыл стеклянную дверцу книжного шкафа, пробежался глазами по корешкам, нашел нужный, вытащил, быстро пролистнул:

– А село-то крупное: триста семьдесят три жителя, железнодорожная станция. Не только пристав, там сам исправник проживает.

– Как его звать-величать?

– Надворный советник Гюббе Роберт Юльевич. Но, простите, не понимаю, ему-то зачем отправлять телеграмму?

– Пусть господин Гюббе перешлет нам текст депеши, которую получил Перелыгин-Волынский. А заодно выяснит, откуда была послана, кем и когда. Сдается мне, не Капа ее отправляла.

– А кто?

– Наш Злодей. Уж больно ловко он следы заметать умеет. Ты всех, кого надо, опросил?

– Помилуйте, только начал…

– Тогда что тут делаешь?

Яблочков успел опросить два десятка человек: соседей Гневышевых, владельцев лавок, где закупались продукты, нанес визит доктору, который пользовал Анну Сергеевну, зашел в аптеку. Все опрошенные мужчины Капу прекрасно знали, восторгались ее красотой и голосом, но все, увы, имели крепкое инобытие и на вечер воскресенья, и на понедельник. И никто из них не подходил под описание Злодея.

К шести вечера Яблочков вернулся в сыскное.

– Иван Дмитриевич только что уехал, – сообщил ему Фрелих.

– Куда?

– На Николаевский вокзал. Сказал, как появишься, и тебя туда направить.