Любовь приходит дважды - Ольга Строгова

– Ага, – подтвердил Клаус.

– И голова не болит?

– Нет, – гордо ответил Клаус, – ничего не болит.

– Тогда бери свой рюкзак, и идем дальше.

«Ну, я, конечно, не рассчитывал, что вы, герр Роджерс, и дальше будете тащить мой рюкзак, но уж завтрак-то – святое, – возмутился про себя Клаус. – Еще неизвестно, сколько нам пробираться вверх по этому ущелью.

Здесь, конечно, не самое комфортное место для завтрака и сесть толком негде, но уж по ломтю солонины с галетой и по глотку воды из фляги запросто можно было бы организовать!»

– Мы скоро выберемся из ущелья, – отозвался на его недовольные мысли ушедший вперед профессор.

* * *

– И там нас встретят мудрые старцы в белых одеждах, – ворчал Клаус, волоча рюкзак по земле. – Мудрые старцы – хранители Шамбалы. Они накормят нас сытным завтраком (ячий творог с салатом из эдельвейсов), проводят в Долину и торжественно вручат необходимые документы, сувениры и артефакты…

– А знаешь, – отозвался профессор, останавливаясь, – не исключено, что все будет именно так.

Клаус открыл рот.

– Вот мы и пришли, – сказал профессор.

Клаус закрыл рот и сглотнул.

Они стояли перед совершенно гладкой стеной, перегородившей путь и превратившей ущелье в тупик.

* * *

Она была высотой метра два – сущие пустяки.

Клаус, опираясь на руки и плечи согнувшегося профессора, легко взобрался наверх.

Профессор передал ему рюкзаки, а потом и сам очень быстро оказался рядом, ухватившись за край стены и просто подтянувшись на руках.

Клаус завистливо фыркнул и отвернулся.

– Что-то я не вижу мудрых старцев с завтраком, – сообщил он, щурясь на ослепительно сверкающий под солнцем снежник, – вообще ничего и никого не вижу.

– Надень очки, – посоветовал ему профессор.

– Герр Роджерс!..

– Надень темные очки, – терпеливо повторил профессор, – иначе не только ничего не увидишь, но и заработаешь ожог сетчатки.

Клаус испуганно зажмурился.

На ощупь отыскал в наружном кармане рюкзака очки и очень осторожно водрузил их на нос.

– Ух ты! – восхитился он, открыв глаза. – Красота-то какая!

Под ясным, ярким, густо-фиолетовым небом лежало ровное, пушистое, голубое снежное поле. То есть снег был, конечно же, белым, но такой невероятной чистоты и белизны, что помраченное блеском сознание воспринимало его голубым.

– Как на другой планете! – продолжал восторгаться Клаус. – А в самом деле, какая тут высота? Может, мы уже в космосе?

– Пять с половиной тысяч метров, – отозвался профессор.

Он тоже надел темные очки, и теперь солнце отражалось в их металлической оправе, мешая рассмотреть выражение его лица.

– Хорошо, что не шесть, – глубокомысленно заметил Клаус, – а то нам, чтобы идти дальше, понадобились бы кислородные маски.

Поле было, как показалось Клаусу, размером с футбольное.

Его ровная гладь так и манила пробежаться (или, скажем, погонять мяч), но Клаус медлил – оставить на пушистой голубой поверхности цепочку своих следов было в равной мере и заманчиво, и пугающе.

По краям поле окаймляли короткие синие тени скал.

Прямо напротив Клауса, в самой большой скале, лучившейся мягким серебристым светом, темнели круглые отверстия.

– Там что, пещеры?

Профессор кивнул.

Похоже, он был не очень доволен.

– Их слишком много, – помолчав, расстроенно покачал головой профессор.

Клаус напрягся.

– Шестьдесят четыре, – произнес он две минуты спустя.

Профессор за это время успел вытащить ноутбук и теперь, сидя на рюкзаке, увлеченно стучал по клавишам.

– Ничего, – сообщил он наконец, – хотя погоди-ка… ты говоришь – шестьдесят четыре?

Он вскочил и сунул Клаусу ноутбук.

– Ну да, – удивился Клаус, – шестьдесят четыре. Четное число. Восемь в квадрате. Шестнадцать умножить на четыре…

– Гм-гм…

* * *

Профессор и Клаус обернулись так стремительно, что последний чуть было не выронил компьютер.

Позади них стояли два снежных человека.

Точнее, два снежных великана – ростом метра по два с половиной, не меньше.

Высокий профессор рядом с ними казался маленьким, тонким и хрупким, а уж он, Клаус, – и вовсе ребенком.

Такие вполне могли бы высечь ту змею на скале, подумал Клаус, чувствуя, как его охватывает истерическая дрожь; только, наверное, не очень удобно держать резец лапой с когтями.

Великаны, двигаясь медленно и бесшумно, обошли Клауса и профессора по дуге, оставляя в голубом снегу широкие следы. Теперь неизвестные существа стояли против солнца, и Клаус, присмотревшись, облегченно вздохнул: это были люди, просто очень высокие и могучие, одетые в длинные белые меха, белые меховые шапки и белые же рукавицы с черными полосками.

К тому же йети вряд ли могли бы сказать «гм-гм», сообразил Клаус.

Он широко, дружелюбно улыбнулся, протянул руку тому, кто стоял напротив него, и сказал по-английски:

– Привет! Я – Клаус.

Гигант внимательно посмотрел на протянутую руку.

На его огромном круглом лице отразилось недоумение.

Черные брови, между которыми синело овальное пятно с золотым кружком посредине («Это не солнце в небе, – вдруг подумал Клаус, – а третий глаз! Какой я молодец, сам допер!»), сошлись в тяжком раздумье.

– Ну? – настаивал Клаус.

– Клаус, – произнес профессор, – лучше не надо. Молчи и не двигайся.

Сам он стоял напротив своего великана, опустив руки, спокойно глядя ему в глаза. Клаус тоже посмотрел на великана-профессора и без особого удивления отметил, что тот похож на своего спутника как две капли воды.

Наконец тот, кто стоял напротив Клауса, принял решение.

– Ты, – он поднял белую мохнатую руку толщиной с бревно и легонько ткнул парня в грудь, – ты – уходить отсюда!

Клаус от толчка сел на снег и разозлился:

– С какой это стати?

Профессор и его великан по-прежнему играли в гляделки.

Помощи ждать было неоткуда.

На Клауса внезапно накатил приступ дикой отваги.

Закусив губу, он поднялся на ноги и, пригнувшись, выставив вперед кулаки, бросился на снежного грубияна.

Тот от неожиданности отступил на шаг, и под его широкой тяжелой лапой что-то жалобно хрустнуло.

Ноутбук! Профессор меня убьет!