Повесть о браслете - Иланго Адигаль

испытываем желания входить в подземные пещеры. Истина, дарованная живущим целую вечность Индрой, озаряет наши священые книги. А разве в нынешнем рождении нельзя увидеть плодов деяний, совершенных в прошлом рождении? Мы не будем купаться в «Причине бытия». И разве есть что-либо недостижимое для тех, кто, не отступая от истины, проявляет сострадание к живым существам? Иди же и припади к благим ногам бога, к которому ты стремишься с таким рвением, и мы также скоро тронемся длинным средним путем.

Они сказали высокочтимому брахману слова благодарности, которые он заслужил, дошли до одного селения и оставшийся день провели в отдыхе, опекаемые помнившим свой долг благородным Коваланом.

На следующий день они снова двинулись в путь, но вскоре черноокая Каннахи и многочтимая Кавунди признались в своей усталости. Они остановились на берегу лесного озера, и Ковалан решил принести воды. Вдруг перед ним появилось устрашающее божество, о котором упоминал в своем рассказе постигший веды мудрый брахман. Приняв облик Васантамалей, служанки Мадави, божество, сгорая от похоти, приблизилось к Ковалану, желая уязвить его сердце страстной любовью покинутой им Мадави. Трепеща, как лиана, волнуемая ветром, божество пало перед ним на колени истерлось ниц, проливая слезы, со словами:

— Когда я вернулась, моя госпожа Мадави сказала, я должно быть, исказила смысл ее слов, иначе Ковалан не мог бы отнестись к ней так жестоко. Выслушав мой ответ, Мадави была так подавлена горем, что на моих глазах потеряла сознание. О, как безмерно тяжела жизнь ганики! Превосходные и постигшие смысл священных книг[71] смотрят на нее, как на тяжелую болезнь, а познавшие многое стараются но смотреть на ее лицо и уходят прочь.

Из холодных с красными белками глаз мнимой Васантамалей катились слезы, похожие на белые жемчужины, которые она смахивала рукой, украшенной ожерельем из жемчужин, сиявших серебряным лунным светом.

— Она прогнала меня, а повстречавшиеся дорогой люди советовали мне идти в древний город Мадуру; я шла с торговым караваном, но горе мое было беспредельно. О наделенный беспримерными добродетелями! Что скажешь ты, чтобы избавить меня от страданий?

Вдруг Ковалан вспомнил предупреждение престарелого брахмана о том, что по этой дороге в глухих джунглях обитает одурманивающее божество. Он знал мантру, вскрывающую обман, и решил при ее помощи узнать, что это за женщина с пятью прядями волос. Стоило лишь Ковалану произнести эту мантру, как дух, имеющий образ женщины, скачущей на олене, взмолился:

— Да, я дух, скитающийся в лесу. На многих я наводила чары, но не говори о том, что я совершила, ни своей супруге, красота которой подобна нарядной лесной птице, ни Кавунди, этой чистейшей праведнице, и продолжай свой путь. — С этими словами дух исчез.

В листе лотоса Ковалан принес прохладную воду, от которой жажда и усталость Каннахи исчезли в одно мгновение, так что они снова могли продолжать свой путь. Когда же солнце достигло зенита и стало опалять землю своими огненными лучами, идти дальше не было сил. Ковалан с украшенной изогнутыми серьгами Каннахи и исполнившей великий тапас Кавунди остановились в цветущей роще, где смешались веберия, белая кадамба, каучуковое дерево конгу и венгай. Здесь, они обнаружили храм богини — обитательницы небес Айяй, девы с лобным глазом, почитаемой небожителями.

В этом лесу обитали люди, которым лук со стрелами вполне заменял плуг, вместо урожая они довольствовались добром путников, идущих самыми глухими тропами. От своей богини они всегда получали покровительство, и победа ниспосылалась им каждый раз, когда они, ведомые богом подземного царства[72], совершали нападение; их безрассудную жестокость и дерзость она считала жертвоприношениями, совершаемыми во славу ее.

Глава XII

Гимны мараваров

Когда жаркие солнечные лучи чрезмерно нагрели землю, Каннахи, густые локоны которой источали благоухание, изнемогла от усталости в долгом пути и едва переводила дыхание; ее маленькие ножки были покрыты ссадинами. Спутники решили отдохнуть в одном из тихих уголков храма Айяй, так что никто не знал об их пребывании там.

В племени мараваров, славном искусством метать из лука стрелы сильной рукой и жившем в тех местах, выросла громогласная Чалини, которая совершала жертвоприношения. Однажды посреди селения в окруженной оградой из чертополоха мандре, куда маравары сходятся есть и пить, к их величайшему изумлению Чалини с взлохмаченными космами и воздетыми ввысь руками, словно одержимая самим божеством, забилась в неудержимом танце и громко возопила:

— Тучными стали стада ваших хвастливых недругов; опустели мандры охотников, столь искусных в стрельбе из лука. Потомки воинственных мараваров, не увеличивая своих богатств за счет путников, умерили свою злость, подавили в себе гордость и ведут себя так, будто они и вправду люди из родов, следующих дхарме. Если восседающая на олене богиня не будет вкушать ваших жертвоприношений, она не даст победы, достойной ваших стрелометных луков. О племя мараваров, живущее грабежом на дорогах, если вы хотите жить радостно и пить тодди, вам до́лжно совершить приношения достойные нашей богини!

В древнем племени мараваров, всегда предпочитавших смерть от руки врага пламени погребального костра, и жила та дева, в которую воплотилась богиня. Короткие вьющиеся волосы Чалинн были подобраны кверху узлом, украшенным маленькой серебряной змеей и полумесяцем из белого кривого бивня дикого кабана, разрушавшего посадки в огражденном и оберегаемом саду. Ожерельем служили ей нанизанные на крепкую нить белые зубы свирепого тигра, а сари ей заменяли шкуры пятнистого и полосатого леопарда. Она сидела верхом на криворогом олене, крепко сжимая в своих руках лук. Женщины из племени мараваров с почтением приносили ей различные жертвенные дары, статуэтки, попугаев, красивых фазанов с мягким пухом, голубых павлинов, бобы, краски, ароматный порошок, освежающий благовонный сандал, вареные семена, сладости из сезама, вареный рис с жиром, цветы, курения, ароматные семена. Все это складывалось перед жертвенником Анангу под барабанный бой, пронзительные звуки разбойничьих рожков, гнутых лютен. Они молились перед алтарем, совершали приношения ради обещанных им побед, благоговейно складывали руки и восхваляли богиню, восседающую на олене.

Увидев остановившуюся с мужем обессиленную трудной дорогой Каннахи, маленькие ножки которой были подобны лотосам, а волосы испускали благоухание, заговорила Чалини, одержимая божеством:

— Эта женщина — владычица северной страны Конгу, она — повелительница западных гор, богиня южных тамилов, венец исполненного тапаса, редчайший рубин, сверкающий перед всем миром.

Услышав эти слова, Каннахи решила, что умудренная провидица изрекла их вследствие внезапного умопомрачения, и, укрывшись за широкой спиной своего мужа, с таким трудом ею вновь обретенного, она скромно улыбнулась. Чалини была украшена полумесяцем молодой луны. Когда она открыла свой лоб, то сверкнул ее немигающий третий