Русская жизнь-цитаты 21-31 мая 2024 - Русская жизнь-цитаты

публикации работ Ханны Арендт Шварц показал в пьесе «Дракон» «банальность зла» его бытовое и такое знакомое всем лицо. И люди, как и прежде, так и теперь, встают утром и спрашивают не отменили ли вдруг кошек, поцелуи, рукопожатия? «Любовь к ребенку – ведь это ничего. Это можно?» - спрашивает Шарлемань Дракона. Вот так тихо и по-домашнему душа героев Шварца принимает зло как должное. Вот так это продолжается и поныне".

  наталья громова - На полях вечера Шварца, посвященного 80-летию... | Facebook

May 24, 2024 04:36

Елена Иваницкая - – Почему вы тогда-то сказали/не сказали то-то?... | Facebook

– Почему вы тогда-то сказали/не сказали то-то? Перед кем вы струсили? Кого хотели обмануть? Или за банальную взятку? Отвечать! – Почему вы тогда-то сделали /не сделали то-то? Вас купили? За сколько вы продались? Это к предательству таинственная страсть? Или вы от природы лишены ума и совести? Отвечать! ... оказывается, такой стиль интервью теперь в наших светлых рядах...

  Елена Иваницкая - – Почему вы тогда-то сказали/не сказали то-то?... | Facebook

May 24, 2024 04:35

Я, наконец, понял, в чём состоит «политический прикуп» для ФБК - ЭХО

Опыт кинорецензии в 3-х частях Вообще-то не мой жанр, но картина-то какая… Почти маслом. Часть 1. Отпетые мошенники. Самым умным было бы смолчать, но эту песню не задушишь, не убьешь. Как в рязановском «Гараже» — дискуссия продолжилась стихийно, теперь усилиями тяжеловесного Юрия Дудя. Кирилл Рогов написал отличный комментарий к его программе с участием Ходорковского (вряд ли ее жанр можно назвать интервью, скорее — баттл). У Кирилла получилась метафоричная, емкая реплика — смело могу рекомендовать к прочтению. Да и многие другие, пока я думал, высказались достаточно. Это упрощает мою задачу: могу позволить себе пройтись по политической и стилистической периферии этого кредо «поколения незапятнанных», не пытаясь сказать что-то умное о самом предмете дискуссии — то есть собственно о 90-х. Только ко вчерашнему вечеру, спустя почти месяц с начала медийной кампании, именно после просмотра программы Дудя и прочтения сопроводительной записки к ней Певчих, я, наконец, понял, в чем, собственно, состоит «политический прикуп», — так сказать, смысл игры, — для ФБК. Ключевым для понимания стал призыв «признать мошенничество». «Мошенничество» — это второе кодирующее слово после направляющего всю дискуссию слова «ненависть» в этой медийной кампании. Оно помогает ее организаторам сложить нужный им политический пазл: ◾️ все представители элит 90-х, прежде всего олигархи и аффилированные с ними лица, включая сочувствующих, являются мошенниками; ◾️ как мошенники они могут быть приравнены к путинским «жуликам и ворам»; ◾️ как скрытые мошенники они даже страшнее путинских «жуликов и воров»; ◾️ поэтому их необходимо ненавидеть так же и даже сильнее, чем Путина. В чем здесь «прикуп» (политическая выгода) ФБК как драйвера кампании? В публичном унижении и политической десакрализации через это унижение своих политических конкурентов, в первую очередь тех из них, кто представляет предыдущее поколение российского политического класса, до сих пор составляющее львиную долю противников путинского режима. Сегодня они путаются у ФБК под ногами в борьбе за признание на Западе единственной дееспособной силой российской оппозиции. Есть и более отдаленная гипотетическая угроза: если путинский режим скончается скоропостижно (а вдруг!), то представители старшего поколения, не успевшие к тому моменту убыть естественным путем, могут, чего доброго, составить конкуренцию ФБК и в борьбе за власть в послепутинской России (это утопия, но опять-таки — вдруг). Об этом надо позаботиться заранее. Тем более, что без Навального выиграть эту борьбу будет несколько сложнее (не невозможно, но именно что сложнее). Так что в действиях ФБК прослеживается рациональность и разумная политическая логика. Немного примитивно, но в политической борьбе именно простые приемы наиболее эффективны. Часть 2. Первый главный герой. Ходорковский. Ходорковский в этом смысле практически обречен стать центром дискуссии. И из-за своей роли в экономической и политической жизни России в 90-е, и из-за своего сегодняшнего водоизмещения, и из-за наличия собственной ресурсной базы, которая пугает, например, ФБК не меньше, чем Кремль (потому что Кремлю перешибить Ходорковского деньгами — плюнуть раз, а для ФБК это проблема). Поэтому интерес к нему Дудя совершенно понятен. Так же как и интерес ФБК. Ни разу не удивлюсь, если Ходорковский станет главным героем всех последующих сезонов «предателей». Полагаю также, что вскоре появится и третье кодирующее слово — «убийцы». Ну просто по закону параллельных политических рядов, чтоб было совсем в унисон с официальной оценкой. Дудь на протяжении всего интервью назойливо предупреждал зрителя, что он не в «белом пальто». По-моему, это было очевидно — он был в белом плаще с кровавым подбоем прокуратора Иудеи. Слушая его необычно длинные монологи и экскурсы в историю 90-х, я неожиданно вспомнил незаслужено забытый, очень трогательный фильм двух моих старших товарищей, одного из которых, к сожалению, уже с нами нет — «Храни меня, мой талисман». Там главный герой спорит с новомодными исследователями жизни Пушкина и произносит такую речь: «Знаете, Вяземский очень сожалел о потере записок Байрона. „Чёрт с ними“, — сказал Пушкин. — „И слава богу, что потеряны. Народ с жадностью читает исповеди, потому что подлости своей радуется. Унижение высокого. Он мал, как мы, он мерзок, как мы. Врёте… Братцы, он мал и мерзок — не так, как вы — иначе“. Дудь, вслед за ФБК, хочет выдавить на протяжении всей программы из Ходорковского признание в том, что тот — мошенник, оставляя за собой право казнить и миловать. И в этой несколько наивной попытке спрятано, может быть, самое глубинное непонимание природы 90-х со всеми их атрибутами: бандитизмом, приватизацией, коррупцией и прочим трэшем. Ходорковский не украл свои миллиарды «у народа». Он пришел и взял их по праву сильного, по законам леса. Раскаивается ли он в этом? — Сомневаюсь. Сожалеет ли он об этом? — Безусловно. Повторил бы он это в свои 60? Думаю, да, но сделал бы это иначе — с большим пиететом к слабым. Потому что в 60 понимаешь лучше, что любой сильный может стать слабым. Нужно