Плененный любовью - Моника Маккарти

Ее сердце замерло и ушло в пятки.

– И ничего нельзя сделать? – спросил он.

Она оторвала взгляд от огромного бицепса и постаралась ухватиться за связную мысль в голове.

– Ну, лекарь дал нам припарки. И теплое одеяло, кажется, помогает. Но, судя по звукам, у Лиззи все уже под контролем. Она спит в комнате с ней.

Грегор бросил на нее резкий взгляд. Очевидно, что-то из сказанного ему не понравилось.

– А с кем спишь ты, Катерина? Почему ты вышла из спальни Джона?

Кейт понадобилось время понять, что он имеет в виду. Когда она догадалась, то смогла только уставиться на него, разинув рот. Грегор решил, что они с Джоном?..

Она выпрямилась. Да как он смеет! В отличие от некоторых личностей в этом коридоре она не ложилась в постель с первым, кто попадется под руку. Это не она весь вечер кормила Мэри чуть не с ложки. Причем едой, которую Кейт так старательно выбирала, включая особые сахарные бисквиты с корицей, которые испекла сама. Все, что нравится ему. Приготовлено идеально. Не то что бы он, черт его дери, заметил. Как же, когда его лицо весь вечер было у Мэри в декольте!

Обычно Грегор не демонстрировал так свои связи, но на этот раз все было по-другому. Словно он хотел, чтобы все заметили.

Теперь настала очередь Кейт сжать кулаки. Больше всего на свете ей хотелось сказать ему, что именно она думает о его обвинениях, но слова матери (и леди Марион) снова всплыли у нее в сознании:

«Леди не устраивают скандалов, Кэти. Сварливые женщины никому не нравятся».

Очевидно, мужчинам нравятся хихикающие дурочки с большой грудью! Но Кейт сохранила недобрые мысли по поводу вдовы при себе.

Улыбка Кейт была такой натянутой и кривой, что она боялась, как бы не лопнуло лицо.

– Я перебралась сюда, чтобы освободить комнату для детей. Джон спал в твоей спальне, пока Мадди не заболела, а теперь решил, что предпочитает барак.

– Значит, ты спишь в…

– В комнате рядом с твоей, да, – закончила она. Чего он так разозлился? – Что-то не так?

Мышцы под челюстью начали дергаться, но Грегор покачал головой.

– Нет.

Кейт нахмурилась.

– Ты в порядке? Ты говоришь так, словно у тебя что-то с горлом. О господи, надеюсь ты не подцепил…

– Я в порядке, – прорычал он, ухватив за запястье руку, потянувшуюся к его лбу.

Грегор отвел ее руку назад и отпустил, но Кейт по-прежнему чувствовала на запястье отпечаток его руки, словно оковы.

– Ты не в порядке, ты злишься. Если это из-за спален или из-за того, что ты меня обнимал…

– Я тебя не обнимал, черт возьми!

Кейт старалась не улыбаться, но его реакция так ее обрадовала, что она не сдержалась. Если он ничего не почувствовал, то не стал бы так злиться.

Значит, он все же заметил! Может, ему это и не понравилось, но он заметил!

– Не обнимал? – невинно спросила она. – Я могла бы поклясться, что твои руки были у меня на талии, а моя грудь прижималась к тебе добрых три минуты…

У него потемнело лицо.

– Кейт…

Вняв предупреждению, она ухмыльнулась и скользнула назад в свою спальню. Кейт своего добилась.

– Спокойной ночи, Грегор. Сладких снов, – не удержавшись, добавила она, захлопнув дверь перед его носом.

Дверь была толстой и крепкой, но Кейт все же услышала, как он выругался и ушел.

Она плюхнулась на кровать и с широкой улыбкой уставилась на деревянные балки и перекрытия потолка, освещенные лунным светом.

В конце концов, Кейт не собирается ждать удара молнии. Нет, она собирается устроить небольшую собственную грозу. Она может позволить себе быть терпеливой, а дети не могут. Грегор им нужен. Он это поймет… скоро.

Зимой дни короткие, и солнце еще не встало, когда Грегор проснулся от звуков, доносившихся из зала внизу. Хотя «проснулся» предполагало, что он спал, а за последние несколько дней это было редкой драгоценностью.

Дело было не в плаче Мадди (который значительно утих с тех пор, как Грегор устроил так, чтобы с ней оставался лекарь), а в беспокоивших его собственных снах. Непристойных снах. Порочных снах. Снах, от которых он просыпался, горячий и возбужденный, балансируя на краю реальности. Черт, он столько раз за эту неделю играл с собой, что снова почувствовал себя шестнадцатилетним подростком!

С той самой ночи, как Кейт оказалась в его руках, его неконтролируемая страсть к ней стала только хуже. Намного хуже. Девчонка, казалось, делала все возможное, чтобы довести его до ручки. Полностью свести с ума. Дразнила его. Искушала. Мучила его влечением, которое даже не пыталась скрывать. Но возвращение домой должно было дать Грегору покой, вернуть концентрацию, а не полностью ее разрушить!

Он делал все возможное, чтобы избегать ее, но при небольших размерах Динлиона это было практически невозможно. Кейт беспокоила его по пустякам, запирался ли он в своем кабинете, прятался в конюшне или тренировался во дворе с мужчинами. Единственный раз он побыл в покое, когда выехал со своими людьми повидать отдаленных членов клана.

Грегор, конечно, не впервые стал мишенью не слишком скрываемых притязаний юной девицы, угождающей всем его желаниям, очаровывающей улыбками, случайно к нему прикасавшейся при любой возможности. Он был объектом этих игр и ухищрений с подростковых лет. Он видел их насквозь и знал, что с ними делать.

Обычно. Но с Кейт все было по-другому. С ней он, может, все и видел насквозь, но от этого не переставал ее хотеть. Она была единственной, кому ему когда-либо приходилось сопротивляться, и это оказалось значительно сложнее, чем Грегор мог себе представить.

Дважды он пытался организовать другие развлечения, и дважды они срывались. Один раз несколько людей неожиданно возвратились в бараки, и один раз слуги решили разобраться в кладовой (вечером, что было странным временем для работы по дому).

Динлион был чертовски мал, и мест для уединения имелось немного. Был, конечно, еще кабинет, но с комнатой Кейт прямо по соседству…

Он чувствовал себя неудобно. Осознавая ее нежные чувства, он всегда старался быть по возможности осмотрительным в своих отношениях с другими женщинами, пока оставался дома. Но он не знал, сколько сможет выдержать в таком состоянии. Вымотанный и на грани – это еще мягко сказано.

Если бы не воскресенье, Грегор натянул бы на голову подушку и снова заснул.

Воскресенье. Черт возьми, он должен был отправляться к мессе в деревню. Со смиренным стоном Грегор бестолково нашарил штаны. Он мог умыться и одеться практически во сне. Последние семь лет на войне научили его быть готовым в мгновение ока, и его движения были привычно механическими. Пригоршня холодной воды на лицо, быстро обтереть тело, паста из мяты и соли и полоскание из белого вина для зубов, гребень для волос (когда был под рукой), туника, чулки, штаны, накидка, плед, все аккуратно сложенное (чего он совершенно не помнил), и сапоги. Сапоги…