Летний свет, а затем наступает ночь - Йон Кальман Стефанссон

и едва не столкнулся с Си-грид, которая лишь окинула его быстрым взглядом, ах, эти карие глаза! Глава администрации смотрел ей вслед, пока она шла вдоль дома, по дорожке между кооперативным обществом и складом, смотрел на изгибы ее тела, на движение бедер под свитером. Дьяволица, подумал он в бессильном отчаянии, взглянув на часы, обнаружил, что следующий урок у Сигрун начнется только через полчаса, и быстро зашагал в сторону школы.

Глава южного поселения не рассказал еще и половины своей истории, когда открылась дверь и вошла Сигрид. Кьяртан пошел навстречу, Давид опустил стул и широко открыл глаза, гость кивнул, сгорая от желания скорее продолжить. Подняв створку прилавка, Сигрид сказала: принесите фонарик. Кьяртан быстро выполнил, пройдя так близко от нее, как только отважился, но все-таки дальше, чем ему хотелось. Ее светлые волосы собраны в узел на затылке, лицо ровное, лишь мелкие морщинки вокруг глаз, нежный аромат парфюма, груди под красным свитером как две половинки дыни. Кьяртан протянул ей фонарик, их руки встретились в прикосновении, его наполнило смешанное чувство радости и надежности, она ничего не почувствовала, только зажгла фонарик, холодно посмотрела на него и сказала: я доверяла вам, дала вам шанс. Кьяртан что-то бормотал о взорвавшихся лампочках, никуда не годной проводке, о странном ощущении, Сигрид фыркнула и, вооружившись фонариком, исчезла в кладовке. Глава поселения глубоко вздохнул, снял фуражку, провел рукой по редеющим волосам и откашлялся, дьяволица, сказал он.

Через несколько минут Сигрид появилась из темноты. На свету она была невероятно красивой. Тонкое, но решительное лицо, светлые волосы, карие глаза, стройное тело — у Кьяртана дрожали струны сердца, гость снял фуражку и прижал ее к груди, словно собирался попросить Сигрид рассказать стихотворение о любви или спеть гимн, но она, не посмотрев ни направо, ни налево, протянула Кьяр-тану фонарик и, бросив на ходу, ждите от меня известий, ушла, погруженная в свои мысли, гость успел лишь открыть рот, а она уже исчезла, двери снова закрылись.

Войдя в магазин, Сигрид поднялась в кабинет директора: маленькая комнатка на постаменте, две ступеньки наверх, письменный стол, два стула, шкаф для документов, на стене позади стола большая фотография деревни с воздуха, остальные стены стеклянные, так что, сидя за столом, Сигрид могла держать в зоне видимости почти весь магазин, заставленные товарами полки, два прилавка. Однако в этот раз она не села за стол, а, надев короткую зеленую куртку, вышла на улицу, села в машину и медленно выехала за пределы деревни, мимо черного дома Астронома. Затем скорость начала постепенно увеличиваться, и Гудмунд, выйдя из овчарни, увидел стремительно приближающуюся машину жены, что-то случилось, решил он и почувствовал, как в нем, глубоко в животе, зародился страх, маленькая точка быстро увеличилась, заполнив грудную полость, охватив руки и ноги. Не прошло и трех минут с того момента, когда Гудмунд заметил машину жены, как она резко затормозила во дворе, но за это время можно было многое надумать и представить. У них имелось трое детей, всем уже за двадцать: две девочки, одна учится в университете, другая вышла замуж и живет на ферме к северу от деревни, и мальчик, у него столярная мастерская в Акранесе. Четверо внуков, затем брат и сестра Сигрид, и у Гудмунда четверо братьев и сестер, так что уже тринадцать душ, а если еще прибавить его родителей и мать Сигрид, то всего шестнадцать, и с ними многое может случиться, возможностей не счесть, ужасные вещи, о которых не говорят по телефону. Сигрид резко затормозила, выскочила и направилась в сторону мужа, оставив машину с включенным двигателем и распахнутой дверцей, голова Гудмунда наполнялась картинами аварий, скоротечного рака, мозгового кровоизлияния, вирусов, поразивших мозг, даже самоубийства, но вот Сигрид подошла к нему, раньше она никогда на него так не смотрела, в ее карих глазах не было никакой печали, вероятно, ни с кем ничего не случилось, и, казалось, можно было вздохнуть с облегчением, однако Гудмунда загипнотизировал взгляд жены, они были женаты уже тридцать лет, он знал ее смех, выражения лица, как она спала, как пила кофе, как открывала рот, поднося к губам мороженое в вафельном рожке, тридцать лет, но сейчас перед ним была незнакомая женщина, прежде он никогда не видел таких карих глаз. Сигрид схватила мужа за руку, потянула его в дом, он чуть не упал в прихожей, когда хотел снять сапоги, а она продолжала тащить, они прошли в коридор, ведущий к спальне, она всегда придавала большое значение чистоте, Гудмунд первым из местных фермеров стал надевать комбинезон, отправляясь в овчарню, и над ним несколько лет насмехались, теперь же он оставляет на полу грязные следы, а она швыряет его на кровать прямо в комбинезоне, в сапогах, сбрасывает короткую куртку, снимает длинный красный свитер, срывает с себя белую рубашку, иначе и не скажешь. На Гудмунда льются речи, он же ни о чем не думает, только лежит в кровати и ничего не знает, ничего не понимает, настолько удивлен, что у него встал лишь после того, как она расстегнула ему комбинезон, ширинку и склонилась над ним, и рот у нее такой мягкий и теплый.

Они оставались в постели до конца дня, вылезали, только чтобы сбегать выключить двигатель машины, принести себе перекусить; бутылку водки, из которой за полтора года лишь немного отпили, теперь прикончили за ночь, невероятно, собственно, это была не их жизнь, иногда ему казалось, что он снимается в каком-то фильме, словно занимается любовью с незнакомой женщиной, это очень возбуждало, однако Гудмунд никогда не думал изменять.

Сигрид ходила в кладовку в среду, а затем появилась на работе только в пятницу, впервые за двадцать лет пропустив рабочий день. В пятницу она была похожа на себя, уверенная, немного холодная, включила свет на первом этаже как раз в то время, когда Гудмунд плелся в овчарню, измученный, засыпая на ходу после бессонной ночи; видимо, настало время перемен, подумал он, смазывая кремом для вымени воспаленный член.

Время перемен?

У нас на этот счет есть сомнения. Иногда от секса до смерти рукой подать, их роднит отчаяние, сильная жажда жизни; мы говорим о смерти, потому что, несмотря на светлое настоящее, все еще боимся темноты, боимся призраков, необъяснимого по ту сторону жизни. А после того, как Сигрид заходила в кладовку, Лулле — она живет в деревне и гадает на шаре и картах, ее муж, счастливчик Оскар, несколько лет назад дважды выиграл в лотерею и, став миллионером, бросил