Распутье - Егор Серебрянский

Тем не менее со временем я научилась расслаблять плечи во время удара и тут же поднимать руки к лицу, защищаясь. Кулаки мне замотали эластичной лентой, но Саше со временем надоело быть боксерской грушей:

– Лиза, вам самой надо привыкнуть к боли в костяшках, иначе после первой же успешной атаки потеряете преимущество. Может, отложим до тех времен, когда снова начнем ездить в зал? Там есть все необходимое…

Я вновь попыталась пробить его блок снизу – не удалось – и ответила:

– Саш, я четыре года жизнь откладывала, хватит уже. Да и давай начистоту – не такая у меня жизнь, чтобы даже по морде кому-то не уметь врезать.

Он отступил на шаг при моем приближении, но это было лишь волновое колебание для очередного хука справа – ушла почти рефлекторно, расту!

– Хорошо, Лиза, давайте начистоту – у вас вообще не такая жизнь, которая подошла бы молодой красивой девушке. Вы мне уволиться предлагали, а начать надо было с другого – с себя. Нельзя пытаться кого-то спасти, если сам о спасении не думаешь.

Я невольно поморщилась. Да прав он, черт его дери, прав. Не о такой жизни мечтают девушки, никакие блага или колье за полтора миллиона не перекрывают постоянного одиночества и беспокойства за собственную жизнь. Когда-то я выходила замуж за решение всех своих проблем и думать не думала о том, что на место старых проблем придут более серьезные.

– Так, может, я как раз и планирую свое будущее? – Удар в корпус, пинок в пустоту. Саша уже задумался, отвлекся на наш разговор – а когда он отвлекается, вообще перестает пропускать удары. Он специально меня иногда поддерживает, позволяя провести успешные маневры, а как только задумывается – на том мои успехи заканчиваются. Продолжила со сбивающимся дыханием: – Я же жалкая была, боялась, что любой встречный меня обидеть может. Представляешь, я квартиру сдать боялась, поскольку так и ждала, что обманут, а мне останется только поныть в уголке. Так не с этого ли недостатка и надо начинать?

– Вы всерьез планируете уйти?

Не ответила. На самом деле, вряд ли. Я все еще по ночам грезила о том, что «еще немного потерпеть, и все станет по-другому». Но уже дошла до мысли, как глупо это прозвучит, если включить в объяснения для постороннего человека. Меня саму от этой фразы начинало мелко трясти, сколько раз я слышала ее от мужа? Однако надежда – вещь инерционная, она присутствует, даже когда озвученная вслух превращается в глупость.

* * *

Ваня пришел на ужин и был в прекрасном настроении. Когда я поинтересовалась делами, обрадовал:

– Вытрясли все-таки банки, пришлось кучу народу подкупить. Но теперь выяснили, на чьем счету снятие средств совпадает с зачислениями налички Хребта. Потому, милая девочка, скоро ты сможешь разгуливать по городу, никого не опасаясь, только со своим конопатым охранником.

Звучало почти так же, как опостылевшее «еще немного потерпеть, и все станет по-другому». Чтобы не поморщиться, я поинтересовалась нейтрально:

– И кто же оказался настолько смел, чтобы выступить против тебя?

– Тебе-то какая разница? Или ты всю местную гопоту поименно знаешь? – Иван отмахнулся. – Главное, что не татарин – я уже слишком стар для того, чтобы по-молодецки воевать с серьезным противником.

Я не ответила привычным: «Ты не стар», – может, и вообще напрасно раньше всякий раз это подчеркивала. Иван не может успокоиться, он на самом деле воюет почти рефлекторно, но вдруг именно старость ему и нужна, чтобы пересмотреть приоритеты? Забыла, что муж обычно очень внимателен, – про себя отметил и мою молчаливость. И, вероятно, только поэтому заглянул вечером вслед за мной в спальню. Заниматься с ним любовью – большое удовольствие, оно будто ненадолго делает нас единым целым. Но почти сразу после мы неизбежно распадаемся на две отдельные и очень непохожие друг на друга личности. Наверное, сломалось во мне что-то – случайно и незаметно – вот я и ищу теперь лишь поводы для раздражения, а не наслаждения.

Он ушел к себе, а я решила прогуляться по ночному саду – сон никак не шел, дремоту можно нагулять на свежем воздухе. Накинула длинный кардиган, пошагала на улицу и сразу свернула за дом, чтобы никому не попадаться на глаза. Отсюда даже будки охраны не видны, а работники все спят или разъехались. Абсолютной тишины не было, вокруг уже почти по-летнему сверчало и квакало.

Я вздрогнула от голоса в стороне:

– Фря!

Коша вышел из темноты и махнул рукой, чтобы сошла с дорожки, однако сам на освещенную часть не выходил. Теперь я увидела смысл в подобном слове – оно скорее звук, и никто из возможных свидетелей не заподозрит, что так можно окликнуть именно меня. Звучит как «Пс-с», в самом карикатурном смысле. Замерла и тотчас усмехнулась. Конспиратор чертов. Или это шпионская жизнь в обязательном порядке порождает паранойю. Пока шла к нему, успела удивиться – зачем Коше меня звать? Если есть важный разговор, так сообщил бы в любое время и в любом месте. Не Ивана же Коша опасается, в самом деле.

Коша отшагнул обратно, ближе к конюшне – или ему просто нравилось заставлять меня за ним бегать?

– Привет, Кош! – поздоровалась приветливо, поскольку после нашего общего заточения была готова считать его скорее приятелем, чем раздражающим элементом декора, как раньше. Но не съязвить не смогла: – На свидание зовешь?

– На свидание, на свидание, – ответил он таким тоном, как будто вообще ни разу в жизни никого на свидание не звал.

Я продолжила предполагать:

– А, поняла! Ты нашел самую усердную ученицу и решил потратить полчаса на ее тренировки?

– Делать мне больше нечего. Гуляете, Елизавета Андреевна?

– Гуляла. До того момента, как ты начал интриговать. Ты меня специально караулил?

– Именно. – Его лицо было затемнено, но я руку бы дала на отсечение, что на секунду он брезгливо поморщился – мол, ну какую чушь ты несешь? И соблаговолил добавить, чтобы я это выражение лица и по словам распознала: – Каждую ночь тут торчу – все жду, когда вы гулять пойдете. А когда не приходите, я в тех кустах плачу, – он повернул голову к зарослям гортензий.

– Поэтично, – одобрила я. – Тогда давай уже к делу, звал-то зачем?

Он помолчал, словно решил теперь подумать, зачем меня к конюшне приволок. Но потом все-таки заговорил тихо:

– Увидел вас и решил сказать, если вам не сообщили. Елизавета Андреевна, пока нас не было, повсюду в доме установили камеры и прослушки. Это на случай новой крысы, если такая появится. Иван Алексеевич решил перестраховаться, очень правильная позиция.

– Правильная! – одобрила я. – Но меня-то ты чем решил шокировать? Мне скрывать нечего.

– Понимаю. Но о таких вещах лучше знать, чем не знать. Все, разговор окончен, и не смейте кому-то об этом говорить.

Захотелось рассмеяться, но смешок вдруг застрял в горле. Мне скрывать-то нечего, но вот буквально сегодня утром мы с Сашей о спорной вещи болтали – уйду или не уйду когда-нибудь от мужа. К счастью, занимались мы на улице, но теми же бессмысленными фразами могли обменяться и в доме. И потом получился бы сложный разговор с Иваном о том, что я совсем не то имела в виду: ляпнула и ляпнула… Но хорошо, что не в доме. Смешок пополз обратно, странным образом холодя желудок. В прослушке для поиска предателей нет ничего особенного, но Ваня об этом даже не заикнулся!