Вино с нотками смерти - Виктория Викторовна Балашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинет вошла Оля.
— Ух ты, Герман, а кому ты такой подарочек купил? — она кивнула на фирменный пакетик с духами.
— Тебе, Оль, на память о расследовании, — Герман с опаской протянул ей подарок.
— Ух ты! — опять воскликнула Оленька и тут же открыла коробку. — Никогда не нюхала «Шанель № 5»!
В тот вечер они нарезали Оливье, запекли курицу, открыли шампанское.
— Да здравствует королева! — провозгласил тост Герман.
— Как минимум до следующего Рождества! — засмеялась Оля. — Ведь англичанки обычно умирают под Рождество.
А Герман посмотрел на тарелку, на которую он к Олиному удивлению положил пару сэндвичей с огурцом, трижды про себя сказал «тьфу, тьфу, тьфу» и мысленно передал привет Холмсу.
Ресторан повышенной готовности
Денек радовал: январское солнце не просто светило, а и грело, небо слепило глаза безоблачной синевой, чайки горделиво прохаживались по ограде набережной… Кроме того, в списке плюсов у Германа в тот день стояло следующее: крайне малое количество туристов, полное отсутствие преступлений, на которые его следовало бы вызывать в подмогу дежурному, и, конечно, судмедэксперт Оленька, сидевшая напротив.
— Герман, а я вот, прости, хотела спросить, — прервала молчание Оля, — ты стал следователем по велению души или это у тебя наследственное? Я своим решением стать судмедэкспертом шокировала родню! — она поставила чашку с капучино на стол и с любопытством уставилась на коллегу.
— Можно сказать, что наследственное. Отец служил в милиции, здесь же, в нашем городке. Дедушка был военным. Его с бабулей помотало по стране. В итоге его сюда перевели. А занимался он всякими кляузами и жалобами. Работенка та еще! Компьютеров не было в помине, и дедушка писал от руки ответы на многочисленные письма, которые поступали в его ведомство.
— Так все плохо было? — удивленно спросила Оля.
— Нет, — засмеялся Герман. — Но, представь, со всего Союза писали обиженные. Кто про что — бывали весьма курьезные случаи. А отвечать будь любезен всем! Иногда деду приходилось собственное расследование затевать: выяснять, все ли верно в жалобе изложено, чтобы не наказать невиновных. Прадеда после революции позвали служить новой власти. Он был знающим юристом — такие всегда ценятся. Так что, вполне можно сказать, что я потомственный. После армии мне предложили поступать в школу милиции без экзаменов. Отец дал добро, сказав, что особо выбора у меня нет: либо в милицию идти, либо в бандюки податься. Такое время было.
Оля призадумалась на минуту и продолжила «допрос»:
— А про более давних родственников ты не в курсе? Я про прадедушку со стороны отца ничего не знаю. Никаких следов. И дальше все обрывается.
— Мне больше повезло, — кивнул Герман. — Слышал даже о своем прапрадеде. Скажу честно, история выглядит немного неправдоподобно. Боюсь, с годами она обросла не существовавшими подробностями. Однако точно известно, что прапрадед был шеф-поваром одного из лучших московских ресторанов!
— Ого! — изумилась Оля. — А что в этой истории неправдоподобного? — тут она расхохоталась. — То, что ты готовить совсем не умеешь? Так прапрадед — это слишком далекая родня. Все гены ушли на способности разгадывать преступления!
Герман хмыкнул: верно, кулинар из него тот еще.
— Нет, Оль, дело не в этом. Прапрадед, хоть и работал шеф-поваром, умудрился попасть в любопытную ситуацию. Представь, однажды ему пришлось применить навыки детектива. Кстати, с прапрабабушкой он познакомился в Париже. Интересно, что звали прапрадеда Германом. У нас через одного по отцовской линии этим именем называли: меня, деда и прапрадеда. Слушай, а ведь прапрабабушка была твоей тезкой!
— Ой, Герман, а ты ту историю помнишь? Правда-правда, жутко интересно послушать! Получается, раз твой прапрадед раскрыл преступление, его гены ты тоже унаследовал!
— Наверное, начну все-таки с его знакомства с прапрабабушкой Олей. Ведь вторая история является продолжением первой… Короче, поехал мой прапрадед на Всемирную выставку в Париже. В тот год там построили огромный ресторанный павильон и объявили среди ресторанов эдакий марафон. Вроде, он назывался «Ресторанные гонки»…
***
Поезд, окутанный облаком пара, мчался в сторону Парижа. Два вагона было отведено государю-императору с его семьей и свитой, третий вагон — под ресторан для государя, четвертый — столовая для прислуги, в пятом располагалась кухня, а еще три вагона занимали работники ресторана. На выставку везли шеф-повара, его помощников по кухне, официантов и, конечно, мэтра, которому поручалось следить за порядком и принимать гостей. За время пути следовало не только умудряться кормить государя и иже с ним, но и готовиться к ресторанной гонке.
Герман Игнатьевич Радецкий нервничал. Сначала на его голову свалились гонки. А ведь сначала он тихо-мирно собирался угощать чаем с бубликами посетителей выставки, вечерами прогуливаясь по любимому Парижу. Потом напасть обрушилась куда более серьезная. Дело в том, что государева повара свалила с ног жесточайшая простуда, и вместо Жан-Жака Крутона в поезд взяли ресторан Германа Игнатьевича с ним, естественно, во главе. В итоге, всю дорогу пришлось одновременно решать две задачи: готовиться к соревнованиям и готовить государю. А государь-то не один! С ним семейство, помощники, охрана и слуги. Занервничаешь тут.
С виду про Германа Игнатьевича сразу и не скажешь, что повар: росту богатырского, подтянут, в плечах широк. На кухне, правда, как и все шеф-повара, громогласен и характером крут. Несмотря на относительную молодость — а стукнуло Герману Игнатьевичу тридцать пять — подчиненные его уважали и даже любили. Карьера шеф-повара одного из лучших московских ресторанов складывалась стремительно. Сначала он, вопреки воле матушки и батюшки, отправился в Париж учиться высокому кулинарному искусству. Вся родня считала, что потомственный военный должен продолжать дело отцов и дедов. Поварешкой махать — то не солидно, а в какой-то степени и оскорбительно. В доме родителей издавна главной на кухне была Степанида. Если кто из ее помощников шалил или еще как бесчинствовал, она упирала мощные руки в не менее мощные бока, затем медленно вытирала их о фартук, вечно замызганный кровью очередной жертвы ее кулинарных изысков, брала скалку… В тот момент проштрафившемуся следовало бежать со всех ног, потому что скалкой Степанида охаживала пребольно.
В Париже Герман учился и работал несколько лет. Начинал с самых низов — посуду драил на кухне. Но приглядывался, принюхивался и постоянно пробовал новые