Эскортник - Лил Алтер

— Мне кое-что рассказали об этом деле, — усмехнулся судья. — Я думаю, вы чуете скандал и широкую огласку, поэтому и взялись за него. Но я не позволю устраивать на моих заседаниях цирк. Геннадий Васильевич — достойный человек и заслуживает лучшего.

— Возможно, но у вас слабость к преферансу. Да и блефуете вы из рук вон плохо. Кто, как вы думаете, скупил все ваши долги? Я бы на вашем месте серьёзно отнеслась к предложению моего знакомого.

Не дожидаясь ответа, Ксюша вышла — судья сделает всё, как надо.

Заверения Ксюши, что закон всегда отдаёт предпочтение матери, и суд решит в её пользу, Элю не убедили. В отчаянии, она сдалась: звонок Гене был унижением, но дело ведь шло об Оле, если надо будет, Эля готова на всё.

— Гена, подумай об Оленьке, ей же без меня не заснуть! И у тебя времени для неё нет, ты всё время на работе! Ты ездишь в командировки! Пожалуйста, привези её домой!

— Оказывается, ты не только стонать умеешь, а ещё и ныть! — издевался Гена. — Ну что, смылся твой любовничек? Я тут справки навёл, похоже, у него таких, как ты, по десять сразу. Тебе, дорогая, по вкусу быть одной из его шлюх? И ты ещё хочешь, чтобы моя дочь находилась с тобой в одном доме? Да ты с ума сошла! Я огражу её от растлевающего влияния никудышной матери.

— Я не собираюсь тебе ничего доказывать, я тебе больше ничего не должна. Если ты не вернёшь Олю по-хорошему, то тебя заставит суд! Не думай, что ты всё сможешь купить! Дай мне поговорить с ней.

— Только по-быстрому и не огорчай её.

Олин голос звучал растерянно и грустно.

— Мамочка, где ты? Папа сказал, ты не хочешь с нами жить? Ты меня больше не любишь?

Эле захотелось взвыть, но она ответила, как могла спокойно:

— Лапочка моя, никогда так не думай, я тебя люблю больше всего на свете! И бабушка с дедушкой тебя обожают! Скоро ты опять будешь со мной!

— Я хочу, чтобы ты дочитала мне про мышонка Стюарта, в этот раз я буду смелой и дослушаю! Он ведь найдёт свою подругу и вернётся домой, правда?

— Обязательно, зайчик мой, обязательно. И ты вернёшься домой. Спокойной ночи, я очень, очень люблю тебя! — Эля повесила трубку и расплакалась.

Владимир Иванович, уже в курсе происшедшего, не сводил с неё глаз.

— Доигралась? Что ты теперь делать будешь? И где этот Юрьев твой, дела пошли не так и испарился? Заварила ты кашу, теперь расхлёбывай.

— Володя, — голос мамы, как всегда, произвёл своё действие, и папа осёкся. — Эленьке и так плохо, а ты ещё винишь её во всём! Нет, чтоб на сторону дочери встать, как полагается настоящему отцу! Иди сюда, родная, посиди со мной.

Эля присела на край постели матери и, уткнувшись лицом куда-то ей в шею, дала волю слезам.

Когда мама заснула, отец подал Эле простой коричневый запечатанный конверт, в каких посылают документы.

— Надписан тебе, без обратного адреса. Марок нет, явно кто-то под дверь подкинул. Начинается свистопляска! Ещё угрозы пойдут. Ты знаешь, у мамы больное сердце, ей нельзя волноваться. Если что-то её потревожит, ты не сможешь больше у нас жить.

— Папа, я разберусь со всем, обещаю. Мне нужна твоя помощь: на предварительном заседании, судья будет рассматривать, где Оленьке лучше находиться. Ты выступишь с моей стороны, скажешь, что дочери надо жить с матерью? Оля ведь привыкла днём после школы приходить к вам с мамой, и спать тут часто остается. У неё своя комната, книжки, игрушки. Её место — здесь.

— Её место — дома, с отцом и с матерью, обоими. Нет чтоб «и в горе, и в радости», как обещалась. А тут — раз, два и разбежались! Но я помогу тебе, я хочу видеть Оленьку. Мама без неё не сможет.

Эля села на кровать, на которой ещё вчера спала её дочь и открыла конверт. Что это? Выписка из медицинской карты: Липкина, Эвелина Владимировна, двадцать седьмое декабря…

Всего несколько скопированных листочков, и больше ничего.

Господи, откуда? Кто мог это найти и прислать ей? С какой целью? Шантаж? Они хотят денег? Или Гениных рук дело? Только не это! Но кому ещё выгодно копаться в её прошлом?

Мозг услужливо предоставил нужные воспоминания: наступал Новый Год, и все пришли в праздничное настроение — повсюду музыка, красиво украшенные витрины, гирлянды огоньков и разряженные ёлки. Толпа переливалась из одного ярко освещённого магазина в другой в поисках подарков. Эля шла одна по главной улице, и её не интересовала вся эта весёлая кутерьма. Было очень холодно, промозгло и сыро. Она оказалась в чужом городе, даже без знакомых, и уж точно без подруг. Не с кем поговорить и посоветоваться, а решать надо так быстро! Ещё было больно внутри, не острая боль, а ноющая, не покидающая ни на минуту. Говорят, иногда люди, которым отрезали руку, всё ещё чувствуют её. Хотя как может мучить то, чего больше не существует? Оказывается, может. Испуганная и одинокая, Эля сделала свой выбор, казавшийся на тот момент единственно правильным.

Она легла на кровать дочери и прикрылась мягким одеялом, на котором уютно свернулись розовые кошечки. Тогда, в больнице, всё бельё было серое и влажное, а одеяло тонкое и колючее. Деловитая медсестра делала анализы и смотрела на Элю, как той показалось, с брезгливостью и презрением. Ей дали наркоз, и она уже ничего не чувствовала и не помнила. Процедура прошла быстро, и ребенок, её и Лёшека ребёнок, больше не существовал. Отлежавшись несколько часов, выслушав инструкции и приняв от медсестры обезболивающие таблетки, Эля, ощущая пустоту во всем теле, поплелась домой. Все праздники она провалялась в постели в своей голой, неуютной комнате, почти не ела и плохо соображала, что же ей делать дальше.

Необходимость идти на работу заставила встать под душ, одеться, подкрасить глаза, выпить кофе. Жизнь продолжалась, и постепенно Эля вышла из депрессии, познакомилась с несколькими девушками-ровесницами, начала ходить с ними в кино и в клубы. Потом появились новые парни и, где-то через год, Гена. Он заслонил собой весь мир — большой, сильный, надёжный. Его присутствие успокаивало и защищало: он никогда не оставит её делать ужасный выбор в одиночестве. Любовь? Она уважает его и доверяет ему, со временем, она научится любить его, это придёт позже. Безумие притяжения? Попробовала, с неё