Сила его любви - Люси Монро

– Я рада. Скажи ей, чтобы она написала мне. Мне интересно ее мнение.

Дженна знала, что начинающий модельер ухватится за возможность поговорить с таким человеком, как она. И она была рада помочь, если это возможно. Джеки был фантастическим водителем из компании Дмитрия, при этом учился на инженера, а у его младшей сестры были другие устремления. Она уже поступила в престижную школу дизайна одежды, и это показало Дженне, что молодая женщина серьезно относится к карьере дизайнера. Дженна вспомнила то время в своей жизни, когда она поступала в университет, чтобы получить степень в области журналистики. У нее было так много планов на будущее… Дженна достигла своих целей. Теперь ей было тридцать пять, и она задавалась вопросом, нужны ли ей новые мечты, чтобы не стоять на месте.

Дженна последовала за матросом к большой сверкающей яхте. Ступив на борт, она огляделась в поисках Димы, но не удивилась, не обнаружив его на палубе. Моряк провел ее в большую гостиную, где она увидела Диму, работающего на своем ноутбуке. Однако при ее появлении он сразу же поднял глаза. Его взгляд сразу потеплел, и Дженна поняла, что Дима рад ее видеть.

– Привет, милая моя. Как прошел твой день?

– Фантастически. Джеки – потрясающий гид по городу, и этот молодой человек чертовски умен.

– Из него получится хороший инженер.

– Ты знаешь, кто он? – удивленно спросила Дженна.

Темные брови Димы сошлись вместе.

– Ты думаешь, я бы отправил тебя в город на целый день с кем‑то, кого я не знаю?

– Я просто не подумала бы об этом раньше, – честно призналась Дженна.

Дмитрий встал и направился к ней.

– Ты недостаточно высокого мнения о собственной значимости.

– Дело не в том, что я не считаю себя важной персоной. Дело в том, что я не могу быть настолько важна для тебя.

– Вот тут ты ошибаешься, Дженна. Ты очень важна для меня.

– Осторожно, – сказала она, страх сделал ее голос резким, – у нас не такие отношения, Дима.

– Дженна, количество людей, которым разрешено называть меня этим именем, – это очень короткий список, и в него входят только члены семьи. – Он обхватил ладонями ее затылок, на его лице не было и намека на юмор. – И все же ты в нем. Как ты думаешь, какие отношения нам нужны, чтобы ты была для меня еще важнее?

– Я просто… Наши отношения не могут зайти слишком далеко.

– Почему это? – Дима прикоснулся губами к ее губам.

– Я…

Если Дженна скажет ему правду, почему они не могут быть вместе, это укрепило бы близость между ними. Если не скажет, это может дать ему ложную надежду. Они же договорились, что между ними только дружба и секс. Дженна отступила от Димы.

– Почему мы ведем эту дискуссию? У нас же секс без обязательств.

– Но мы друзья. Какая бы ни была причина, по которой ты не хочешь жить со мной или среди моей семьи, она беспокоит меня.

Дженна прикусила губу, размышляя. Говорить или не говорить?

– Скажи мне.

– Что? – Она одарила его своим лучшим бесхитростным взглядом. Этот взгляд был потрачен впустую. Дима просто уставился на нее, явно ожидая ответа.

Дженна вздохнула, отчасти желая поделиться своим прошлым, а отчасти понимая, что независимо от того, сколько лет прошло, это никогда не перестанет причинять боль.

– Я не самый старший ребенок в своей семье, – сказала Дженна, глядя в пол. Дима сел и притянул ее к себе на колени. – Мэтт был на два года старше меня. – Она положила голову Диме на грудь.

Об этом было легче говорить, не глядя в глаза.

– Он был самым лучшим на свете старшим братом.

Руки Димы крепче обняли ее.

– Что с ним случилось?

– Он заболел, когда мне было десять. Сначала мы не знали, что это было, понимаешь, – боль нахлынула, как и всегда, – но оказалось, что моя мама носила ген дегенеративного заболевания.

Дима замер.

– Твоя мать не больна.

– Я тоже.

Дмитрий выдохнул, и она не заметила, что он задержал дыхание.

– Мэтт умер, когда мне было шестнадцать, после долгих лет боли и медленно, неумолимо теряя все больше и больше себя из‑за болезни.

– Мне очень жаль.

Дженна кивнула, признавая искренность его чувств.

– Мы все сделали тест на этот ген, – она подняла голову, так что их взгляды встретились, – я – единственный ребенок, кроме Мэтта, унаследовавший его от мамы.

– Ты все еще можешь заболеть?

– Нет. Если бы болезнь проявилась, то это произошло бы в раннем возрасте.

– Тогда объясни, почему эта ужасная трагедия означает, что у нас с тобой не может быть будущего.

– Я перевязала маточные трубы на следующий день после моего двадцать первого дня рождения.

– Чтобы ты не могла передать этот ген, который причинил такую ужасную боль вашей семье, – догадался Дмитрий, его голос звучал так, словно он не сомневался в своей правоте, – ты очень смелая.

– Я не чувствовала себя смелой в двадцать один год. Я была в отчаянии. – Дженна все еще горевала о потере своего брата.

Дмитрий погладил ее по спине, прикосновение было успокаивающим и в то же время… соблазнительным.

– То есть ты не можешь иметь детей и поэтому считаешь, что у нас нет будущего?

Реакция Дмитрия была спокойной. Дженна решила, что, раз эта новость его не задела, он и не планировал будущее с ней.

Он покачал головой, но ничего не сказал. Просто встал, потянув ее за руку, и направился к выходу из комнаты.

– Куда мы направляемся?

– Я бы хотел, чтобы это была кровать, но на самом деле мы направляемся на смотровую площадку. Наш круиз по гавани начался.

Яхта двигалась, а Дженна даже не заметила этого, она была так поглощена своим разговором с Димой. Он отпустил ее, когда они добрались до палубы. Из ультрасовременной акустической системы зазвучал голос, который бегло комментировал достопримечательности, которые можно было увидеть с воды, а также лакомые кусочки истории Нью‑Йорка, которые она никогда не слышала. Первый час они с Димой стояли у перил, осматривая все вокруг, но в конце концов сели вместе на открытый диванчик, где потягивали лимонад и наслаждались видами, пока их тела соприкасались от плеча до бедра. Это было странно. И Дженна не была уверена, что она чувствовала по этому поводу.

– Какие еще у тебя есть возражения против отношений со мной? – спросил Дмитрий, как будто их разговор не прерывался во время экскурсии.

– Последние две недели были жестокими. Я не могу себе представить, что всю жизнь буду компрометировать свою честность.