Ярлыки - Гарольд Карлтон

Ее вкус менялся от почти классического до экстравагантного, самого неистового в Америке. Все сходились во мнении, что мода для нее — это умение сочетать одежду и аксессуары. Самую непритязательную скучную модель она могла представить очень интересно, сделать ее достойной освещения в печати своими умными нововведениями. Иногда она была просто обязана это сделать. Как и любой другой журнал, «Дивайн» должен был осуществлять желания рекламодателей, помещавших свою рекламу на дорогих цветных страницах. Приходилось расхваливать модели, часто просто отвратительные, и тем самым удовлетворять запросы своих клиентов.

«Королева занимает принадлежащее ей по праву место» — выразил свою похвалу «УУД». К этому же мнению склонялась и вся Седьмая авеню; мешал единодушному одобрению только ее строптивый характер.

* * *

Майя стала для Уэйленда объектом постоянных забот, его любимицей, его протеже. Она обедала в лучших ресторанах города, слушала все последние сплетни, сопровождала Уэйленда на все вечера. В течение некоторого времени это сохраняло для него прелесть новизны. Но потом она начала его стеснять.

— Страдает моя сексуальная жизнь, — жаловался он из своего офиса по телефону Колину. — Даже если на каком-нибудь вечере я и положу на кого-то глаз, больше я ничего не могу предпринять.

В течение нескольких первых недель Уэйленд вел себя наилучшим образом. Он пил меньше и не пользовался своей «гадкой черной книжечкой», которая помогала ему в его часто бедной любовной жизни. Но вечно это продолжаться не могло, и однажды после ночной попойки она услышала странные звуки, доносившиеся из спальни Уэйленда. Она хотела прижаться ухом к двери, но что-то не позволило ей этого сделать. Утром она слышала, как хлопнула входная дверь. За завтраком, который она ему приготовила, Уэйленд отводил глаза.

— Ради Бога, не преврати ее в женщину, которая выйдет замуж за гомосексуалиста, — предупредил Колин.

— О, ей это уже давно не грозит! — сказал Уэйленд. — С тех пор, как она научилась говорить, я воспитывал ее на образах Бет Дэвис.

Но когда пришло письмо, сообщавшее, что она зачислена в «Макмилланз», напряженная атмосфера в их общем доме рассеялась. Они отпраздновали это событие обедом в ресторане.

Немного позже Маккензи Голдштайн была объявлена победительницей конкурса талантов-64, организованного журналом «Дивайн», в журнале также была помещена ее маленькая фотография.

Уэйленд взглянул на фото через плечо Майи.

— Она будет учиться с тобой на одном курсе, голубушка. Может быть, вы станете с ней неразлучными друзьями.

Майя застонала.

— О Боже! Надеюсь, что нет…

В то солнечное осеннее утро запах, стоявший в воздухе, обещал, что день будет жарким; пахло асфальтом, потом, жарой, как пахнет только в Манхэттене. В половине девятого поливальная машина пронеслась мимо входа в «Школу искусства и дизайна Макмилланз» и поехала дальше по Бродвею, разбрызгивая воду на тротуар и бордюрный камень.

К девяти часам группа новоиспеченных студентов толпилась у входа. Они ждали, когда откроются двери. Взволнованные девушки и юноши, которым было около двадцати лет, ничем необычным не выделялись, в них не было ничего особо модного. Объединяло их одно — честолюбие. Они были полны решимости прорваться в этот тяжелый суровый бизнес.

Высокий светловолосый широкоплечий парень стоял, прислонившись к стене, на улице напротив школы и наблюдал, как деревянные двери закрепляли крюком, вбитым в стену. Что-то мешало Дэвиду Уинтерсу двинуться к входу. Этот момент был завершением долгих лет работы, и теперь, когда он наконец наступил, Дэвид никак не мог собраться с духом и заставить себя войти в школу. Среди принимавшихся сюда обычно нескольким студентам выплачивалась стипендия. Они должны были быть очень талантливы и очень бедны. Дэвид подходил по обеим статьям.

Почему мода так привлекала его? Взглянув на него, можно было подумать, что он — футболист, но никак не модельер. На минутку он прикрыл от солнца глаза. Так вот чем все заканчивается!

Три года тщательно изучались его оценки, снимались фотокопии с налоговых деклараций семьи и все это пересылалось в приемную комиссию. Он прошел многочисленные собеседования. И наконец его письменно известили, что в сентябре начнется учебный год.

В то утро он проснулся в своей крошечной студии в Ист-Виллидж и понял, что сегодня начинается новая жизнь. Она будем посвящена делу, которым до сегодняшнего дня он занимался тайно. Разве поняли бы товарищи по футбольной команде его желание моделировать женскую одежду? Он даже сам его не понимал. Он просто знал, что очень хотел именно этим заниматься. И когда в «Макмилланз» заявили, что он безусловно талантлив, он убедился, что был прав.

Дэвид жил в Нью-Йорке с июля, сначала остановившись в гостинице. Просматривая рекламные объявления в «Нью-Йорк таймс», он наткнулся на огромное число, напечатанное черной краской — шестьдесят пять долларов; эта сумма и составила его ежемесячную плату за жилье. Раньше он и не слышал об Ист-Виллидж. Только приехав туда, он понял, почему плата была такой низкой. Он вымыл свою длинную узкую комнату щеткой и мылом, потом побелил ее, и все же в ней было полно разных насекомых, прямо как в зоопарке, многих из них никогда не видел парень из Сиракьюса.

В Нью-Йорке он не знал никого, но летом там трудно остаться одному. Он отбросил на время работу и занялся формированием своего нового имиджа. В конце концов в Нью-Йорке он мог быть тем, кем хотел. Следовало принять важные решения.

Одеваться ли ему в цветастую ультрасовременную одежду, мода на которую шла из Лондона? Или ходить в том, что так удобно: джинсы и хлопчатобумажная рубашка в полоску? И казаться чересчур коренастым. Или позволить себе костюм в стиле хиппи — а такую одежду продавали в Виллидж.

Оставайся самим собой, решил он, наблюдая, как его новые товарищи входят в школу. Он оторвался от теплой стены, заставил себя пересечь дорогу и переступить порог школы.

Женщина с выцветшими светлыми волосами склонилась над журналом. Отпивая кофе из чашки, она указывала студентам, где их шкафчики, туалет, классы. Время от времени она выпрямлялась, и все, о чем она думала, можно было прочитать на ее лице: еще один груз собственных «Я», с которыми надо бороться. Опять надо тактично отсеивать лишенных всякого таланта. А иногда растить талант, который действительно способен по-новому взглянуть на одежду, создать новую моду.

Некоторые индивидуальности из класса набора 1967 года уже о себе заявили. Там были эксгибиционисты и позеры, девушки, потерявшие свои пропуска и закатывающие истерики; один или два совершенно утративших мужественность парня с длинными волосами и в ультрамодных одеждах; парочка элегантных девушек с Востока и некто в шляпе с вуалью и длиной черной юбке как будто для костюмированного бала. Майя посмотрела на девушку и, поняв, что это Маккензи Голдштайн, быстро отвернулась.

Неорганизованная толпа просачивалась мимо уставшего организатора. Майя назвала свое имя и была направлена в комнату «А-2». Скоро она затерялась в толпе студентов, которая буквально принесла ее к лестничной клетке и целому лабиринту комнат.